Новый адрес форума http://antipenko.kamrbb.ru/ Регистрация не нужна, все ники перенесены, но пароли будут новые, поэтому пишите мне в личку, я вышлю вам пароли для входа. За паролями можно обратится также к shtany55 в личку.Те участники, которые не получили пароль, обращайтесь по адресу электронной почты otschelniza@mail.ru или shtany55@mail.ru.
"Как мало поэтесс! как много стихотворок!" - воскликнул когда-то Игорь Северянин. И даже не предполагал, как ему повезло, что он не читал моих стихов, потому что совершенно искренне, без претензий на комплименты, признаюсь, что я - даже не стихотворка... Я - рифмоплётка. Со мной никогда не происходило так, как с божественным Александром Сергеевичем:
И мысли в голове волнуются в отваге, И рифмы легкие навстречу им бегут, И пальцы просятся к перу, перо к бумаге. Минута — и стихи свободно потекут.
А я действительно плету стихотворные строки, как вологодские кружева.... Мне нравитсяпроцесс, нравится рыться в алмазной куче слов, выискивая самое точное и сочное для передачи нужного образа, нравится "втискивать" слова в размер стихотворной строки, менять этот размер, когда в него ничего не влезает.... А потом шлифовать и оттачивать готовое стихотворение.... И иногда, когда оно получится таким, как хотелось, оно радует не только глаз, но и душу, как диадема эльфийской принцессы.
Я больше люблю прозу. Вот уж где просторы!... Хорошо, что любимый Лев Николаевич никогда не прочтет моих рассказов!
Но некоторые из моих друзей являются довольно благосклонными моими читателями и даже поторапливают меня, если слишком долго не пишется очередная глава бесконечного романа "Легенда о половинках" Поэтому я рискну предложить вашему вниманию кое-что из моего "литературного наследия". Буду рада, если вы найдете в плодах моего творчества созвучные вам мысли, интересные образы... Если мои стихи и рассказы просто поднимут вам настроение.
Ну, а если это "не ваше", то просто Не стреляйте в пианиста - играет, как умеет...
Ниночка, Ваша забавная смесь из "хулиганства со стилями" получилась просто замечательной! В Ваших стихах всегда столько юмора и иронии, что я просто зачитываюсь ими: так все мне нравится , и так все созвучно моим мыслям! Читаю и поражаюсь, как из простых слов можно сплести такое кружево стиха! Спасибо! И пусть весна заставляет "сходить с ума от вдохновенья"не только котов!
Отправлено: 01.03.14 20:19. Заголовок: Ниночка, мне очень н..
Ниночка, мне очень нравится. Надо же такому раздражающему в обычной жизни явлению, как "песни мартовских котов" придать привлекательную форму! Спасибо! Скрытый текст
А котик на фото так похож на мою кошку Белку. Домой так захотелось...
Конечно, как и все мои сочинения, "Легенда" имеет свою историю.
Много лет назад, в детстве, я увидела фильм "Синяя птица" по сказке Мориса Митерлинка. Одна сцена в этом фильме ударила меня в сердце: "Тильтиль. А те двое, что держатся за руки и поминутно целуются, — это брат и сестра?.. Ребенок. Да нет!.. Они очень смешные... Это влюбленные... Тильтиль. А что это значит?.. Ребенок. Понятия не имею... Это старик Время дал им такое шутливое прозвище... Они не могут наглядеться друг на друга, все целуются и прощаются... Тильтиль. Зачем? Ребенок. Кажется, им нельзя будет уйти отсюда вместе... ..................... Время. .....Ну, так называемый Влюбленный, прощайся со своей красоткой!.. Двое Детей, которых зовут Влюбленными, с помертвевшими от горя лицами, нежно обнявшись, подходят к Времени и бросаются ему в ноги. Первый Ребенок. Дедушка Время, позволь мне остаться с ней!.. Второй Ребенок. Дедушка Время, позволь мне уйти с ним!.. Время. Нельзя!.. В вашем распоряжении всего триста девяносто четыре секунды... Первый Ребенок. Лучше бы мне вовсе не родиться!.. Время. Это не от тебя зависит... Второй Ребенок (умоляюще). Дедушка Время, я приду слишком поздно!.. Первый Ребенок. Когда она спустится на Землю, меня уже не будет!.. Второй Ребенок. Я его там не увижу!.. Первый Ребенок. Мы будем так одиноки!.. Время. Это меня не касается... Обращайтесь к Жизни... Я соединяю и разлучаю, как мне приказано... (Хватает Первого Ребенка) Ступай!.. Первый Ребенок (отбиваясь). Не хочу, не хочу, не хочу!.. Только с ней!.. Второй Ребенок (вцепившись в Первого). Не отнимай его у меня!.. Не отнимай его у меня!.. Время. Да ведь он идет не умирать, а жить!.. (Подталкивает Первого Ребенка) Иди, иди!.. Второй Ребенок (в отчаянии простирает руки к Первому). Подай мне знак!.. Хоть какой-нибудь знак!.. Скажи, как тебя найти!.. Первый Ребенок. Я всегда буду любить тебя!.. Второй Ребенок. А я буду печальнее всех!.. Так ты меня и узнаешь... (Падает без чувств.). Время. Вместо того чтобы предаваться отчаянию, вы бы лучше надеялись... Ну, все... (Смотрит на, часы.) Остается шестьдесят три секунды..."
Это было страшно. С тех пор я не пересматриваю этот фильм, но помню эту сцену всю жизнь, и мне горько до слез.
А через много лет я познакомилась с платоновским "Пиром", где рассказывается легенда о половинках...
Что бы мне хотелось добавить о самой "Легенде": Эта история и обо мне, и о тебе... Это история о нашей самой заветной мечте: любить и быть любимыми. Мне так хочется, чтобы она помогла кому-нибудь так, как помогает мне: ждать, мечтать и не терять надежды.
Предупреждение: Герой произведения живет в начале 19 века, который, как известно, никуда не спешил. Поэтому в повествовании присутствуют заунывные описания природы, размышлений, ощущений, герои любят долго и со вкусом поболтать... Если тебе станет скучно, то используй этот рассказ как снотворное)))
Отправлено: 02.03.14 17:44. Заголовок: ГЛАВА 1. Глупо было..
ГЛАВА 1.
Глупо было надеяться, что мой противник устанет, начнет задыхаться и пропускать удары. Напротив, он только усиливал натиск, пока, наконец, довольно не прохрипел: - Bon!*
Моя шпага с облегчением опустилась. Никогда еще урок фехтования не казался мне таким длинным и скучным, никогда еще так не утомлял. Мне хотелось скорее закончить его, но monsieur, специально приглашенный отцом мастер фехтования, готов был спустить с меня и семь потов, и три шкуры.
Я твердо решил, что на сегодня «государственных» дел хватит, освежился, запретил меня беспокоить, заперся в библиотеке и рухнул в кресло у камина. Как хорошо, что здесь еще топят! Вот оно – блаженство! Ноги окунулись в тепло и тихонько заскулили от усталости.
Слегка скрипнула дверца книжного шкафа: открыто, Левушка снова рылся в отцовских книгах. Вставать было лень: странная дремота, которая приходила уже несколько дней, опять завладела мной и нежно баюкала в объятиях. Чьи-то серые глаза весело и ласково смотрели на меня сквозь аромат фиалок.
Снова скрипнула дверца. Я вздрогнул и проснулся. Задремал! Днем! Будто мне не девятнадцать, а девяносто! Опять мне снились эти глаза, ... хотя ... что-то в них есть. Я поразмышлял немного, решил, что глаза мне нравятся, и закрыл книжный шкаф.
Взгляд наткнулся на сонеты Петрарки, обычно эта книга здесь не стоит. Ах, вот что читает Левка! Малыш влюблен! Помнится, девки в людской шептались о чем-то таком.
Вдруг очень живо вспомнился запах фиалок. Хм... Я, подобно ослу, достал Петрарку.
Книга открывалась сама в нескольких местах, видимо, брат читал эти сонеты чаще других. Когда в ее обличии проходит Сама Любовь меж сверстниц молодых, Растет мой жар, - чем ярче жен других Она красой победной превосходит...
Похоже, прислуга шепчется не зря. Я вспомнил, как перехватил пару раз ласково-насмешливый взгляд матушки на младшего брата, когда за обедом упоминали кузину Мари.
Не раз, моя врагиня дорогая, Я в знак того, что боя не приму, Вам сердце предлагал, но вы к нему Не снизошли, гордыне потакая...
И вдруг мне стало неприятно, будто прочитал из-за плеча чужое письмо. Я захлопнул сонеты, резко встал из кресла и выронил книгу. Она упала, раскрывшись, переплет слегка треснул. Ну вот, я с досадой поджал губы, теперь мальчишка будет думать, что это я так зачитал страницу. Да, теперь и в этом месте книга раскрывалась сама. Вздохнув, я прочитал: Был день, в который, по Творце вселенной Скорбя, померкло Солнце... Луч огня Из ваших глаз врасплох настиг меня: О, госпожа, я стал их узник пленный!
Бред какой-то! Но строчки, на удивление, снова всплыли в памяти. Я решительно запер книгу в шкаф и взглянул на часы.
Будто перехватив этот нетерпеливый взгляд, кто-то постучал в дверь. Хвала небесам, это Владимир, кузен и друг. Высокий, стройный, стремительными шагами вошел он в библиотеку, стягивая перчатки.
- Как наши планы? – Владимир энергично пожал мне руку. - Не изменились?
- Нет, - засмеялся я. – Но опасность была, проклятый мсье загонял меня до полусмерти.
- Но ты не сдался? Молодец! Никому не сдавайся, кроме хорошенькой барышни.
Подтрунивая друг над другом, мы сбежали с крыльца навстречу еще прохладному, но уже солнечному дню. Наши кони нетерпеливо переступали с ноги на ногу. Ко мне почтительно приблизился отцовский секретарь: - Простите, ваша милость, госпожа предполагала, что вы отправитесь на прогулку, и просила напомнить о необходимости присутствовать на дообеденной беседе в малой гостиной.
Я внутренне вздохнул – терпеть не могу такие напоминания, - но сделал непроницаемое лицо и кивнул, точь-в-точь как отец, отстраненно и милостиво, слава Богу, давно этому научился.
- Помню, спасибо.
- Прошу простить, ... я бы не стал беспокоить, но барыня приказали... – забормотал он, кланяясь.
Кони резво взяли прямо от крыльца, и лес метнулся нам навстречу со всеми своими пичужками, зверушками и тайнами. Была в этом лесу и наша с Владимиром тайна.
Лесная дорога бросилась под копыта, они запели ей ритмичную песню, и вдруг послышалось в ней ... луч огня из ваших глаз врасплох настиг меня, о, госпожа, я стал их узник пленный.... Я затряс головой, прогоняя назойливые строки, но они крепко вцепились в меня и все норовили пробить защиту и всплыть в памяти.
Проехав тенистой утоптанной дорогой пару верст, мы свернули в лес и по одним только нам известным приметам нашли узкую речушку, почти ручей, весело катившую по камням свои воды. На берегу ее росла береза, под которой мы с детства любили поговорить без лишних ушей и взглядов, «на свободе».
Наши кони паслись на прибрежном лугу, с удовольствием срывая мягкими губами первую летнюю, налитую соком, травку, а мы бросили плащи под иву. ... Луч огня из ваших глаз... Фу, вот наваждение!
Владимир, живой и общительный, бездействовать решительно не мог.
- Ну и...? – он смешно приподнял брови и вопросительно уставился на меня.
- Боюсь, что эти разговоры о девице по имени Анастасия неспроста. Я уже начинаю испытывать к ней неприязнь.
Владимир задумчиво покусывал травинку: - Да брось ты! – наконец сказал он. – Со всеми это рано или поздно происходит.
Подумал и философски добавил: - Но лучше поздно. Когда ее тебе покажут?
- Кто знает... Они гостят у соседей, какие-то родственники. Батюшка видел ее в Москве и сказал, что она хорошенькая. Увы, его «хорошенькая» частенько не совпадает с моим. Сегодня к обеду среди прочих приглашен ее отец.
...Луч огня из ваших глаз... О, госпожа, я стал их узник пленный!..
- Погоди, Петр, рано переживать. Ты же знаешь, как долго будут тянуться все эти приглядывания, да обдумывания, от мыслей о сватовстве до брачной ночи много воды утечет. Может, все еще и расстроится. А может, она и вправду такая хорошенькая, что ты с вечера прибежишь к алтарю, чтобы не опоздать на венчание. – Владимир представил себе эту картинку, жизнерадостно захохотал и перекатился на живот. – И вообще, жену любить не обязательно. Главное, - он сделал двусмысленную паузу, – плодить наследников.
Плодить наследников... гм... Я вдруг некстати вспомнил младшего брата и рассмеялся: - Лева влюблен. В нашу Машу.
- Кхм..., - в глазах Владимира заплясали веселые чертики. – Сестренке семнадцать, она вправду хороша. И прекрати смеяться: вспомни себя-то в четырнадцать.
Я вспомнил. Мысли потекли в другом направлении, надоевший Петрарка не лез в голову, настроение улучшилось.
- Мы не виделись целую неделю. – Я раскинул плащ, тоже улегся, глядя на весело прыгающие по волнам солнечные зайчики. – Рассказывай! Что, твое сердце по-прежнему разбито?
Глаза друга затуманились, и с легким счастливым вздохом он признался: - Нет, мое сердце ликует! Я встретил ее в городке два дня назад. Она с тетушкой – помнишь ту старую даму в смешной шляпке?- ехала в коляске. Мне удалось поймать ее взгляд. Она вспыхнула божественным румянцем, будто я уже успел поцеловать ей кончики пальцев… и не только...
Владимир завел старую песню о том, что барышням трудно устоять перед мужским обаянием, и если бы я позволил себе с ними переглядываться и шутить, то сейчас бы вокруг нас красавицы вились, как мухи, и что, в конце концов, мне пора прекратить смотреть на звезды и начать смотреть на девиц.
Солнце заливало берег радостным светом, медово пахли одуванчики, над ними трудолюбиво гудели пчелы и ворчал шмель. Кони тихонько позвякивали уздечками, отмахивались от надоедавших мух.
Я не слушал Владимира, размышлял о том, повезло ли мне, что мое мнение о невесте, по крайней мере, спросят. Потому что не факт, что учтут. Хотя, кто из молодых людей моего круга женился по любви? ... Луч огня из ваших глаз врасплох настиг меня, о, госпожа...
- «Госпожа», «госпожа», - сердито пробурчал я вслух.
- Госпожа? – встрепенулся Владимир. – Какая госпожа? Где? – он удивленно завертел головой. – Да ты меня не слушал! Опять! Вот и учи тебя!
-Себя учи, учитель! – я пихнул его в бок, вскочил и принял боевую стойку.
- Ах, вот ты какой! – заорал Владимир и как дурной весенний лось ринулся в атаку.
Пару раз мне удалось увернуться от его длинных лап. Но кузен сделал обманное движение, и секунду спустя я лежал носом в одуванчиках, а лучший друг мялся на моей спине и приговаривал: - Сдавайся! Сдавайся!
- Не буду сдаваться, - придушенно заявил я. – Ты не барышня!
Владимир оглушительно захохотал, и я получил свободу.
Мы умылись холодной речной водой, еще посидели под ивой, поговорили о том - о сём - ни о чем… Хорошо!
Но предстоящая встреча в малой гостиной не давала мне покоя.
Владимир доехал со мной до развилки, отказался от обеда и свернул к своей Орловке.
Я с детства любил подъезжать к нашему дому: величественный, со строгими колоннами и высокими чистыми окнами, пускавшими зайчиков, он представлялся мне белым кораблем, плывущим навстречу, разрезая зеленые волны.
Подъездная аллея была пуста, у высокого крыльца еще не стояли чужие экипажи. Значит, у меня было время переодеться, собраться с мыслями и с мужеством, чего уж там!
- Барин приказали передать, что ждут вас у себя.
Отец был в приподнятом настроении. Он уже оделся к обеду, поправлял перед зеркалом галстук и шутил с камердинером.
- А, Петр! Хотел узнать, чем ты занимался с утра?
- Все как обычно, - я неопределенно пожал плечами. – Фехтовал, ездил верхом, рисовал…
- Рисовал? Это хорошо. Дипломату нужен верный глаз и точная рука. Приглядись сегодня к князю.
- Что же к нему приглядываться, батюшка? Вы же не на нем меня женить хотите.
Отец уловил строптивые нотки в моем голосе, но это не испортило его настроения: - Не на нем. Но приглядись: род достойный, да и князь в дипломатических делах не последний человек, а для тебя это важно.
Зашуршал под колесами гравий, послышались голоса. Съезжались гости. _____________ *Bon! - «Хорошо!» — выражение согласия, одобрение, оценка выполнения приема, действия
*** - Вот, передай Лаврентьевне, - матушка протянула мне большую бутыль с неаппетитной серой массой. – Доктор новомодную мазь для радикулита привез. Да напомни, что в пятницу вечером жду ее.
Я вышел садовой калиткой, узкая тропинка глупой собачонкой метнулась под ноги, отскочила и, виляя хвостом, побежала через луговину к деревне.
Здесь жила моя няня, которую услали из дома, когда я вырос. Самые добрые отношения по-прежнему связывали меня со старушкой. К ней я изредка приходил и просто так, и «помолчать за советом».
Няня сидела на женской лавке, у самого оконца, пряла и приглядывала за бесштанным Минькой, правнуком.
Минька не жалея коленок учился ползать: сейчас он решил добраться до кошки под лавкой, но руки-ноги его не слушались. Похоже, между Минькой и кошкой шла незримая война. Вот кошка замерла, наблюдая за мальчишкой. Но когда он в очередной раз пополз не вперед, а назад, она победно прищурила глаза и принялась вылизывать лапу. Минька сердито сопел и усердно… отползал все дальше и дальше.
В кутнем углу большуха брякала сковородами, по избе плыл сытный блинный запах.
- Ой, Петруша, проходи, проходи, родимый, - засуетилась няня, оставила прялку и подхватила с пола Миньку, который неотвратимо наползал на мои ноги.
Из закутка выглянула Марья, улыбнулась и через мгновение вынесла высокую горку блинов и плошку с медом: - Не побрезгуйте, барин!
Минька снова атаковал задом наперед насмешливую кошку, пальцы няни делали привычную работу, а глаза с любовью и удовольствием смотрели, как я поклонился образам, сел за стол и напал на блины. Они, толстые, дырчатые, с золотисто-коричневым припеком, просто таяли во рту. И я отдал им должное, хотя только что отобедал.
Нянюшка, выдержав паузу, как заправский дипломат, начала издалека… - Как матушка с батюшкой?
- Поклон тебе передают и мазь радикулитную.
- Вот хорошо, а то спасу нет, как болит, - слова у няни одни, а голос другой, хитрый. – Гости уже съезжаются? Вроде, рано.
- Это еще не гости. Так, соседи с визитом.
- Соседи…, - эхом откликнулась она, покивала головой и спросила в лоб. – Видел ли девицу?
Я поперхнулся, с трудом проглотил остатки блина и выдавил: - Нет, – вспомнилось некрасивое внимательное лицо князя, и в груди разлилась острая неприязнь к незнакомой девушке. – Давай не будем об этом говорить, няня.
- Давай не будем, - покладисто ответила старушка, - а чего об этом говорить? Как батюшка с матушкой решат, так тому и быть. Уж они худого для своего дитяти не сделают, - веретено успокоительно шуршало в ее сухих пальцах. – У них вон какая жизнь за спиной, им виднее…
Я ткнулся взглядом в лениво сползающую по стенке плошки медовую каплю, а Лаврентьевну унесло воспоминаниями: - Мой тятенька с Данилиным батюшкой на ярмарке сговорились. Я ничего и не ведала до самых смотрин, с Данилушкой, почитай, перед самой свадьбой только и познакомились. Да и где раньше познакомиться было: двадцать верст – дорога не близкая… - она вздохнула. - Не глянулись мы друг другу, да из родительской воли не выйдешь…
Веретено пело и пело свою извечную песню, она становилась все отчетливее, а голос няни пропадал, сливался с окружающими звуками. В пении веретена вдруг проступило … луч огня из ваших глаз …луч огня… о, госпожа… врасплох настиг меня…о, госпожа… я стал их узник пленный…
Я вздрогнул и очнулся: - Что ты сказала?
- Я говорю, так и оказался Данилушка моей половинкой.
- «Половинкой»? – я засмеялся, стараясь скрыть от няни, что все прослушал. – Да он тебя в два раза выше и толще. Скорее уж ты – его четвертинка.
- Э-э, милый, в размере ли дело.… Когда Господь нас делил, видать, не глядя тюкнул.… А уж потом снова свел, так мы и срослись в одну душу.
- Зачем же Господу людей тюкать, если потом снова сводить? – снисходительно спросил я.
- А затем, что прогневали Его грехи наши. Вот и ходят по свету половинки неприкаянные, ищут родственную душу. Даст Бог – встретятся, и вот оно, счастье.… Но не все встречаются, оттого не в каждой семье лад… - Няня снова потянула кудель, тихо запело веретено. – Нам с Данилушкой повезло найти друг друга. Даст Бог, и ты встретишь свою половинку, милый, и будете вы счастливы. А может, батюшка мой Петр Михайлович, барышня эта – она и есть, - няня светло улыбнулась.
Марья уже не стучала сковородами, стояла у стены, держала на руках уснувшего рядом с кошкой Миньку и слушала Лаврентьевну. Обычно веселая и улыбчивая, грустно смотрела она на спящего малыша, потом взглянула на меня полными слез глазами, горько покривилась: -Сказки…
*** Разобранная кровать пыталась приманить меня отогнутым уголком одеяла, большими белыми подушками, но я бездумно сидел у камина и рассеяно смотрел на сложенные шалашиком березовые поленца. Снова и снова вспоминалась мне песня веретена и нянин рассказ.
Как дивно, по-молодому, светились ее глаза, когда говорила она про своего Данилушку!...
Я взял карандаш, бумагу и попытался нарисовать этот чистый свет, этот молодой взгляд моей старой няни.
Удивительная она, рядом с ней легко, покойно и ясно.
Я вздрогнул: совсем не нянины глаза смотрели на меня с листа бумаги, но тот же дивный свет струился из них.… И хотелось смотреть в эти глаза.… И хотелось смотреть только в эти глаза.… И хотелось тонуть в них…. луч огня из ваших глаз…я стал их узник пленный… о, госпожа…
- Петя, ну нельзя же так, прямо в кресле уснул, - тихонько пенял ласковый голос матушки, а руки заботливо укрывали меня наконец дождавшимся одеялом.
Я с трудом приподнял веки. Матушка смотрела на меня почему-то не своими глазами, а теми, серыми. Я улыбнулся такому забавному сну и прошептал глазам: - Я люблю вас, маменька…
Вкусно пахли ночные фиалки в саду.
***
А забавный сон продолжался, удивительно реальный. Веселая толпа людей в карнавальных масках под оглушительное гудение рожков и пиликанье скрипок несла меня тесной улочкой. Сопротивляться ей было бесполезно. Да я и не сопротивлялся.
Горячая рука обнимала меня за пояс, я не мог разглядеть женщину под сплошной белой маской с красными губами, серебристыми блестками вокруг вырезов для глаз и вычурной лиловой конструкцией надо лбом.
Незнакомка пританцовывала, смеялась низким грудным смехом и обмахивалась расшитым лиловыми цветами веером. Он то открывал на всеобщее обозрение, то снова прятал рвущиеся из-под сиреневого платья снежно-белые полушария.
- Ах, какой ты красавчик! – воскликнула она, вдруг быстрым движением сдвинула назад маску, закинула руки мне на шею и впилась в губы поцелуем. От нее вкусно пахло клубникой. – Побежали, надо и тебе спрятаться под маску. Пошалим! – пообещала она, снова дерзко засмеялась и потащила меня из толпы.
Людская река вливалась в площадь, над которой возвышался некто на коне. Мне почему-то захотелось рассмотреть гордого всадника, но таинственная проводница волокла меня за руку, громко распевая: «Пошалим! Еще как пошалим!»
В тени дома прижались к серой стене прилавки. На них были навалены целые горы карнавального товара – маски, плащи, колпаки.... - Во что мы тебя оденем, красавчик? - весело спрашивала моя «сиреневая дама», а ее ручки рылись в куче плащей и накидок. – Хорошо бы «домино», но ты и так весь из тайны состоишь… Может быть, вот этот красный «дьявол»?... Нет, ты и так настолько горяч, что я еле сдерживаю себя! – она на секунду прильнула ко мне грудью, я успел ощутить ее мягкую упругость. – О! Мы наденем тебя в костюм крестьянина, и ты будешь кормить меня изо рта в рот виноградинками… Мммм….
- Вот ты где, моя птичка! – загремело у меня над ухом. Я отшатнулся. Бравый «гвардеец» облапил мою «сиреневую даму» и с хохотом потащил ее в людской круговорот. Я изумленно смотрел им вслед…
- Что выбрал сеньор? – продавец испугался, что вслед за покупательницей потеряет и покупателя. Я расплатился за маску, надел ее, и, отгородившись таким образом от толпы, осмотрелся.
Из центра площади с колесницы, увлекаемой квадригой коней, на меня сердито смотрел мраморный Нептун. Теперь я узнал это место, эту скульптуру работы Бартоломео Амманати, о которой современники сложили песенку «Амманати, Амманати, сколько мрамора ты истратил!» Судя по мифологическим персонажам вокруг Нептуна, Амманати в былые времена щедро потратил не только мрамор, но и бронзу.
Теперь я узнал этот город. Это была Флоренция. Конечно! Что еще может присниться после Петрарки, усмехнулся я. И только мелькнула эта мысль, услужливая память забормотала: «…Луч огня… из ваших глаз врасплох настиг меня... О, госпожа…»
Стараясь не обращать внимания на навязчивые строчки, я принялся бродить по площади среди веселой кутерьмы карнавального хаоса. Золото костюмов, серебро кружев, разноцветье накидок, плащей, мантий и маски, маски, маски… Шуты и куртизанки, гвардейцы и висельники, паяцы и вампиры, дьяволы и ангелы.… Среди этого буйства красок нет-нет да и мелькнет черная маска Смерти, как напоминание о том, что все проходит. А потому надо веселиться и любить сегодня, ведь завтра не будет ничего.
Основное карнавальное действо с неизменными скоморохами, дудками и великанами на ходулях, по-видимому, было закончено, чучело было сожжено. Весна пришла на эти земли, будоража горячую итальянскую кровь.
Впереди был великий пост с его строгостями и ограничениями. Но сегодня под прикрытием карнавальных масок царили свобода и бесстыдство. Под несмолкающие звуки музыки сплетались в жарком танце мужские и женские тела; вцеплялись друг в друга холеные и мозолистые руки; впивались в выпирающие из-под корсажей округлости мужские взгляды и губы.
Лишь одна фигура, совершенно обнаженная, оставалась равнодушна к аромату страсти, волнами ходившему по площади: это была скульптура Давида работы Микеланджело, у подножия которой люди предавались любимым человеческим занятиям – пороку и обжорству.
Я решил не отставать, раз не вышло с пороком, предамся обжорству: купил румяный колобок – продавец щедро облил его медом, - сдвинул маску и с аппетитом принялся жевать.
Мое внимание привлекли взрывы хохота справа. Пара дрессированных обезьян в полном рыцарском доспехе - верхом на свиньях - скрестила копья в турнирном бою. По сигналу их «лошадки» с визгом понеслись навстречу друг другу. Удар – и один из «рыцарей» кубарем полетел на землю, смешно взбрыкнув ногами. Зрители гоготали и делали ставки.
Неподалеку на сколоченной из досок сцене разворачивалось другое действо. Здесь показывали оперу. Похоже, сюжет взят из греческой мифологии: самую красивую девушку оставляют на съедение дракону.
Самодеятельные актеры безбожно перевирали старинную пьесу, вставляли диалектные словечки и творили массу глупостей. Этим они изрядно потешали зрителей. Вот героиня трагедии, заламывая руки, прощается с родными и белым светом. Под звуки бубна появляется кровожадный дракон. Но вместо того, чтобы вкусно пообедать, он начинает петь о том, как трудна жизнь драконов, и как надоели ему вечно рыдающие принцессы, от них только икота и несварение желудка. Зрители, не ожидавшие от чудовища таких откровений, покатывались со смеху и нисколько не сострадали злополучной деве. А вот и герой! Он отважно поет дракону, что если тот не уберется отсюда, то будет порван, как валенок зубами Тузика. Толпа свистела и подзуживала дракона не уступать…
Я купил еще пару медовых колобков и пошел вокруг площади, глазея на товары и стараясь не попасть снова в гущу толпы.
Солнце давно перевалило за полдень, дома отбрасывают длинные тени, но людское веселье не идет на убыль. Напротив, из узеньких улочек с шумом, песнями, танцами, все вливаются и вливаются карнавальные маски, жонглеры, певцы, музыканты, дрессировщики с медведями, собаками и ослами, акробаты на ходулях. …
В толпе шныряют шарлатаны-гадальщики, шулера. Метатели ножей, борцы предлагают бросить вызов фортуне... Ряженые в костюмах чертей с факелами и хлопушками задирают горожан, шепчут непристойности женщинам, заглядывают под маски и норовят ущипнуть симпатичную девицу. Из кабаков доносится нестройное пение и запах пережаренного лука.
- О, Мадонна! – наперерез мне бросилась цыганка, еще довольно красивая, с волнистыми седоватыми волосами и ясным взглядом карих глаз. Ее портил только горб, заставлявший глядеть на меня снизу, отчего создавалось впечатление, что она унижается. – Русский сеньор! Позвольте погадать вам, я открывала судьбу многим русским сеньорам, все остались довольны.
- Почему ты решила, что я русский? – неловко пытался я освободить свой рукав, но она цепко удерживала его.
- Я просто это знаю. Я ведь не какая-то рыночная шарлатанка, я – горбатая Бьянка! - цыганка попыталась величественно расправить плечи, мне показалось, что еще миг, и она перестанет быть горбатой Бьянкой, потеряв при этом всю свою особенность и несхожесть с тысячей других гадалок.
- И что ты им предсказала, тем русским сеньорам? Великую любовь? – не смог сдержать я иронии.
- Не всем... – уклонилась от ответа горбунья. - Так что же, синьор, позвольте вашу руку.
Каждый зарабатывает на хлеб, как может, решил я и протянул ей руку. Она рассматривала ладонь, и улыбка медленно гасла у нее на лице: - Что за страна... Что за народ... – бормотала она. - Что ни ладонь, то противление Року.
Мы стояли посередине узкой улочки, загораживали дорогу, веселая толпа накатывалась, обтекала нас со всех сторон, пару раз я получил ощутимые тычки в бок, но мне уже хотелось выслушать удивленную гадалку.
Несколько долгих секунд она всматривалась в хитросплетения рисунка ладони, а потом пытливо уставилась на меня: - Зачем ты противишься Року? У тебя ведь такая удачная, долгая жизнь.
- А счастливая?
- Счастливая? И ты туда же... Ради призрачного счастья ты меняешь свой Путь на Странствия?.. Ветвится линия твоей жизни... Какую дорогу ты выберешь на распутье, а потом еще раз, и еще... И звезды, и кинжалы ждут тебя, но еще не поздно вернуться, один только шаг назад, и начертанная Судьба будет вести тебя: награды, почести, титул, богатство – все это твой удел.
Вокруг пел, танцевал и кривлялся карнавал, но мне было не до веселья: странная тишина объяла меня и весь мир. ... Луч огня из ваших глаз врасплох настиг меня, о, госпожа, я стал их узник пленный... С трудом шевеля пересохшим языком, я выдавил: - А счастье?
- Все в твоих руках, - задумчиво ответила она, неопределенно пожав плечами. – Иди, Странник!
Горбунья оттолкнула мою руку, ступила назад, и толпа поглотила ее, сомкнулась за ней, как вода.
Карнавал обрушился водопадом, мелькали пестрые одежды и яркие маски, рожки и бубны старались вовсю. Все смешалось: пение, игривый смех, грубоватые мужские голоса, веселые женские руки, походя обнимающие меня, запахи рыбы, лука и апельсинов.
Я углубился в боковую улочку, совсем узкую, заставленную с обеих сторон лавочками и навесами. Один из них спрятал меня от утомительного солнца, но глоток слабого кисловатого кьянти, хорошо утолявшего жажду, не мог утолить моих мыслей.
Конечно, каждый зарабатывает на жизнь по-своему, но не каждый день тебе говорят, что ты противишься Судьбе. Страшновато, будто лишаешься чьей-то защиты…
Вдруг я словно вынырнул из мрачных глубин озера в солнечный мир: господи, да о чем задумался, чем озадачился? Старуха зарабатывала деньги, вот и плела таинственную сказку! А моя жизнь надежна, устойчива, родители расписали ее на сто лет вперед. Какое там противление року? Ну и горбунья, просто лекарь – гипнотизер!
Карнавал был и здесь: клубилась у прилавков толпа, там шла азартная торговля с красноречивыми жестами и хлопаньем по бедрам (впрочем, независимо от результата и покупатель, и продавец оставались довольными).
Между навесами притулилась небольшая ширма – будочка с театральным портальчиком. Здесь дают представление кукольники – бураттинаи.
Носатый Пульчинелла крутится пред зеркалом, примеряет нечто, очень напоминающее папскую тиару: - Нет, эта мне не идет…. И эта.… Дайте-ка вон ту, с золотым верхом!
- Почтеннейший, купите простой колпак!
- Это мне не по сану!
- Э-э-э?…
- Вы разве не слышали, что жена почтенного Панталоне сына родила?
- А-а! Так вы теперь папа! Поздравляю!
Зрители посмеиваются, подталкивают друг друга локтями и смотрят на «папу» с нескрываемой симпатией.
У фонтанчика пожилой жонглер ловко подбрасывает и ловит не меньше дюжины разноцветных шаров, а молоденькая сеньорита под аккомпанемент двух уже расстроенных мандолин отплясывает непременную тарантеллу. Стройные ножки выстукивают рисунок, юбка задорно взлетает на непристойную высоту, роскошные волосы струятся черной волной, и бубен, украшенный лентами, вторит мандолинам. Зрители в масках и без масок притопывают в такт музыке, хлопают в ладоши и свистят при особенно бессовестном поведении юбки, монеты звонким ручейком льются в шляпу черноглазого мальчишки с лукавой мордашкой и белозубой улыбкой.
Я медленно побрел вдоль прилавков, лениво рассматривая разложенный товар. Вот гончар выставил прямо на мостовую свои хрупкие сокровища: множество кувшинов и кувшинчиков, расписанных по горлышку затейливым растительным узором; среди них развалилось приличных размеров блюдо, украшенное пальмой со смешной обезьянкой, похожей на медвежонка, чаши, миски... Рядом, музыкальной лавке, кто-то неумело пробовал звучание скрипки, нестройные звуки били по нервам. Пожилая пара остановилась у ювелира, сеньора примеряет золотой перстень с ярким камнем на толстый, как колбаска, палец. Похоже, ей нравится, а мне нет. Две девушки в костюмах цыганок с удовольствием роются в разваленной на прилавке яркой мелочи, смеясь и поглядывая на меня, прикладывают к розовым щечкам ленты и к черным волосам цветы, выбирают пуговицы, вот начали примерять браслеты, подвески...
В толпе за спиной вспыхнула потасовка, раздался визг, крики «держи!», я оглянулся. На меня, спасаясь от кулаков, падал потной спиной здоровенный детина. Я попытался удержаться на ногах, но мы рухнули на прилавок, оказавшийся не таким уж и прочным, рассыпав бусы, пуговицы, всю блестящую мишуру, которая миг назад радовала девушек. Хозяин лавки, ругаясь непереводимыми словами, схватил мощными лапами детину, зарычал и швырнул в толпу, которая понесла его куда-то дальше. Боюсь, такая же участь ожидала и меня, но он вовремя увидел, что я пытаюсь помочь ему, собираю в мятую коробку упавшие подвески. Вездесущие мальчишки и девчонки зашныряли вокруг, подбирая рассыпанные пуговицы и бусинки.
Вдруг ветер принес аромат фиалок, такой яркий и сильный, что заглушил все запахи. Я сначала замер на месте, а потом пошел за этим ароматом, разрезая массу танцующих, веселящихся людей. ... Луч огня из ваших глаз врасплох настиг меня, о, госпожа.... Строки сонета запели, закружились в памяти, перебиваемые мелодией тарантеллы. Запах фиалок то исчезал, то появлялся снова, я метался среди людей, как безумный заглядывал под маски, и искал, искал... Я знал, что ищу. Серые глаза под бровями вразлет. ...Луч огня из ваших глаз ... я стал их узник пленный....
Трое молодцов в смеющихся масках, в красивых, черных с серебром нарядах неожиданно подступили ко мне с разных сторон. Подошедший сзади прошипел в ухо: - Тихо! Не дергайся, а то уколешься!
Я почувствовал, как под левую лопатку ткнулось что-то острое. Что происходит? А тот, что сзади, шипел, обдавая меня запахом вина и лука: - Отдай то, что подобрал – и останешься жить.
- Подобрал? Где? Когда?
- Сейчас, у фонтана.… Тот, потный, бросил его тебе. Мы видели. Отдай по-хорошему!
Я бы отдал то, что они требуют, мне чужого не надо, но я решительно не понимал, о чем речь: - Сеньоры, я не понимаю…
- Ах, он не понимает! – вышел из себя один из нападавших. Его рука с блестящей иглой стилета метнулась ко мне, и живот взорвался непереносимой болью.
Отправлено: 02.03.14 19:14. Заголовок: *** Я не смел пошеве..
*** Я не смел пошевелиться. Просто лежал на животе в собственной спальне и слушал, как там, под руками, медленно уходила БОЛЬ. Но ушла она не вся: справа по-прежнему слегка жгло и покалывало. Осторожно, боясь ее возвращения, я повернул голову, скосил глаза, но огромного пятна крови – я ожидал его увидеть – под животом не было.
Что же так болит-то? Не дай Бог, этот… как его… аппендицит.
Прижимая руки к животу, я перевернулся на спину. Боль внезапно исчезла совсем, а под рукой ощутился какой-то предмет. Я медленно сел, расстегнул пижаму и увидел на коже красный шрамик. Он был маленький, выпуклый и больноватый на ощупь. В складках пижамы отыскался и таинственный предмет. Это была металлическая пластинка, по форме напоминающая рыцарский щит. Похоже, именно ее острый уголок впился мне в живот и оставил след. Откуда она здесь? Чья? У меня такой вещицы точно не было!
Я поджал по-турецки замерзшие ноги и начал рассматривать пластинку. Это и правда был крохотный щит, по его краю вился девиз на незнакомом языке. В нижней части поля, темно-зеленой, была изображена поджарая крыса с колосом в зубах. Верхняя часть была поделена пополам, справа на желтом фоне сидела дева и лила в бассейн воду из высокого кувшина, слева серебрились звезды на черном небе.
Абсолютно незнакомый герб! Я потрогал пальцем шрамик на животе, вспомнил дурной сон, и спину осыпало холодом. Не может быть! Ерунда какая-то…
В дверь постучали. Я спрятал находку в кулак и отозвался: - Войдите.
В дверь просунулась усатая физиономия: - Барин, умываться изволите? Там уже завтрак готов.
Утро потекло своим чередом: завтрак, тонкости хозяйствования – отец принимал управляющего, а я «мотал на ус», затем урок фехтования, душ, письма в библиотеке…
И мысли по кругу: странный щит – страшный сон – не может быть! - но вот же он, странный щит…
Потом я вспомнил нянюшкину примету, что страшный сон надо рассказать до обеда, тогда все будет хорошо, и поехал к Владимиру.
Услышав, что я еду в Орловку, за мной увязался Левушка: - Пе-еть, я не буду вам с Владимиром мешать!
- Будешь!
- Я буду в гостиной сидеть, как пришитый. Клянусь!
- С Мари?
- А что? И даже с Мари, - храбро заявил он.
Спокойным шагом несли нас кони по лесной дороге. Брат старался выглядеть равнодушным, но я видел, как лихорадочно блестят его глаза, как временами делается прерывистым дыхание и весь он, забывшись, оживляется и подскакивает от нетерпения в седле. Да, кузины – страшная сила!..
Левушка в очередной раз осадил себя и чинно завел разговор: - Петь, а ты теперь жених?
Я дернулся: - Левка!
- А что? Вон все примеряют вас с княжной Анастасией.
Я спросил хищно: - Как это «примеряют»?
- Обсуждают, подходите вы друг другу или не подходите.
- И кто обсуждает?
- Больше всего, конечно, девки. Танька обревелась вся. Она по тебе давно сохнет. Ой-ой! Не взглядывай грозно. Будто сам не знаешь, - но поспешно продолжил. – Натали говорит, чтобы я меньше уши развешивал. И батюшка с матушкой тоже говорят.
- Про уши?
- Нет, между собой. Батюшка говорит, что Анастасия тебе неплохая партия, и с лица воды не пить, а матушка вздыхает.
- Правильно тебе Натали про уши говорит. Не развешивай!
- Да что вы все про мои уши! - вспылил Левка и вдруг прыснул. – Петь, я ее видел как-то раз, Анастасию. Когда она еще не была твоей невестой.
- Она и сейчас не невеста, - огрызнулся я.
- Да-да.… Так я про Анастасию. Она, конечно, приятная: стан тонкий, шаги легкие, но уши…. Я бы никогда на таких ушах не женился!
- И что же не так с ушами? – я скрывал за насмешкой беспокойство. Надеюсь, мне это удалось.
- Они такой странной формы. Такие… такие… как у белки!
Я сказал с иронией: - А некоторые начитались Петрарки! Некоторым Лауру подавай! - едва я произнес «Петрарка», что-то щелкнуло в груди, сладко и больно заныла душа, вспомнился начатый вчера портрет, дивный изгиб ресниц, … луч огня из ваших глаз,… о, госпожа… - Этот Петрарка, как зубная боль.
- Кому-то Лаура достанется, - ершисто парировал Левка, - а кому-то на белке жениться придется!
- Балбес! Много ты в белках понимаешь! Догоняй! – и я помчался к развилке на Орловку.
***
Шрам на животе уже начал пропадать. Владимир недоверчиво потыкал в него пальцем и принялся разглядывать пластинку.
- Ну, что ты об этом скажешь?
- Что я могу сказать? – кузен задумчиво провел пальцем по рисунку. – Звезд семь, колос спелый, крыса тощая, дева красивая, вода мокрая. – Он наткнулся на мой свирепый взгляд и продолжил. – Это, скорее всего, медальон: видишь отверстие, сюда можно вставить шнурок.
- Да, похоже. Но чей это герб на нем?
- Никогда не встречал такого. – Владимир вдруг рассмеялся. – У Иртаневых тоже крыса на гербе, только с крылышками.
- И ты заметил? Правда, они считают, что это дракон. Не будем их разубеждать.
- Красивая вещь. – Владимир вернул медальон мне. – Что ты намерен с ним делать?
Я пожал плечами.
- Пусть лежит. Может, кто хватится.… Кто-то же его потерял.
- Ага. В твоей пижаме.
- Ага, - подхватил я. – В пижаме. Значит, прачка потеряла.
- Откуда у вашей прачки такая прелесть? Ухажер подарил?
- Да наша прачка старуха уже, ей лет сорок. Откуда у нее ухажер?
- Или девки заговорили на него и подкинули, когда постель тебе перестилали. – Кузен лукаво прищурился. – Думаю, не одна Танька по тебе слезы льет.
- Перестань! Может, матушка обронила, когда приходила «доброй ночи» желать…
В общем, мы решили послушать разговоры и понаблюдать, не станет ли кто искать эту занятную вещицу.
Проходили дни. Владимир, едва переступал порог, первым делом вопросительно смотрел на меня. Я отрицательно качал головой. Медальона никто не хватился.
А со мной происходили странности: необходимость быть начеку - не заговорят ли о моей находке, - заставила меня постоянно думать о медальоне, беспокоиться о его сохранности. В конце концов, я вдел в него шнурок и стал носить под рубахой рядом с крестом.
Иногда мне казалось, что прохладными весенними вечерами от медальона шло тепло, окутывало и согревало меня, а во время тренировок с мсье Гранжем металлическая пластинка приятно холодила грудь.
Я снимал его только на ночь, клал на прикроватный столик и утром, с закрытыми глазами, первым делом искал рукой резную пластинку. А уже потом выныривал из сна.
Кстати о снах. Они были ужасны: Петрарка был невыносим; серые глаза – они становились мне все роднее – смотрели с непонятным укором, грустью, а иногда – и это было самое невыносимое! – плакали, роняя с ресниц крупные чистые капли…
Я не высыпался, домашние уже заметили темные круги у меня под глазами…
Однажды утром я не нашел медальона! Как ужаленный, вскочил я с постели! Он лежал на ковре, упал со столика. Счастливый, зажав в кулаке медальон, откинулся я снова на подушки и облегченно смежил веки. Серые глаза впервые за много дней улыбались. В приоткрытую форточку ветер принес запах черемухи и фиалок.
Весь день я размышлял о странном воздействии, которое оказывала на меня эта красивая вещь. Так приятно держать ее в руках, разглядывать и представлять, как небо на моих глазах посветлеет и потеряет звезды, или крыса превратится во льва, или дева посмотрит на меня, и у нее окажутся мои серые глаза…. От этого сердце начинало колотиться, жар охватывал щеки. Матушка заметила, обеспокоилась, трогала рукой и губами мой лоб. В конце концов, она отправила меня в постель и захлопотала с липовым чаем и прохладным компрессом.
Я улыбался про себя и не сопротивлялся ее заботам. Матушка погладила меня по щеке: - Усни, Петруша!
Я поцеловал матушкины пальцы, нежно пахнущие фиалками, незаметно сжал медальон, закрыл глаза и отправился навстречу сиянию серых глаз.
Скоро премьера спектакля "Улыбнись нам, Господи!". И если Господь нам улыбнется, то на форуме появится столько интересного, что нам будет не до пустяков. Поэтому пусть пустяки сейчас потешат себя мыслью, что и они кому-то интересны: продолжение истории о том, как молодой человек ищет свою половинку "среди чужих пространств и веков".
ГЛАВА 2.
Безжалостная сила мощно проталкивала меня сквозь тугую прозрачную завесу: больно заложило уши, в носу что-то хрустнуло, и пошла кровь, от невозможности вдохнуть потемнело в глазах.
Наконец, невидимая ткань с громким хлопком прорвалась. Оглушенный, я провалился в сверкающий солнцем день, и зеленый берег какого-то озера рванулся мне навстречу.
Удар о землю вышиб из меня воздух, несколько долгих секунд я лежал неподвижно, преодолевая спазм в груди и обретая чудесную возможность дышать. Наконец я сел, вытряс из головы остатки боли и открыл глаза.
Двое странно одетых подростков с серьезными, решительными лицами направляли на меня тонкие палочки, похожие на гимназические указки. Один из парней, черноволосый и вихрастый, прикрывал собой невысокую девушку с живым ясным лицом, веснушками на носу и лохматыми длинными темно-рыжими кудрями.
Пауза затягивалась.
- Э-э.… Здравствуйте, - я остался сидеть на земле, всем своим видом демонстрируя миролюбие.
- Привет, - ответил тот, что оберегал девушку, - ты кто?
- Я? Петр, – ответ прозвучал глупо, но что еще можно было сказать.
- Мракоборец?
Я отрицательно качнул головой.
-Тогда как тебе удалось преодолеть защитный барьер? – прищурился вихрастый, держа палочку, словно какое-то оружие.
- Не знаю.… Какая-то сила меня протолкнула. А что это за место?
Я рискнул оглядеться. Ярко-голубая, без единого облачка, небесная чаша опрокинулась над горами, между которыми спряталось средних размеров озеро, его волны тихонько трогали берег в двух метрах от меня.
На правом его берегу, совсем недалеко от нас, возвышался величественный замок. Он словно вырастал из прибрежной скалы, взметнув в синеву неба несколько высоких башен и множество башенок с тонкими шпилями. Он был стар и молод, этот замок. В нем вполне могла спать Красавица из сказки, и уж точно жили привидения.
Парадные двери замка распахнуты, от высокого крыльца во все стороны разбегаются дорожки. Везде - на склоне холма, на берегу озера - дети разного возраста. Они сидят в тени и на солнце, прогуливаются, читают, играют в мяч и просто носятся друг за другом. Их голоса, смех, крики доносятся до нас.
- Что за место? – фыркнула рыжеволосая девушка, в ее руке тоже была тонкая палочка. Девчонка подозрительно ела меня глазами. – Это Хогвартс. На его территорию нельзя трансгрессировать. Это каждый волшебник знает.
- Волшебник? – оторопел я. – Но… я… не волшебник…
На лице вихрастого настороженность потеснилась, освобождая место удивлению, но руку с палочкой он опустил.
- Не убирай палочку, Ал, – предостерег его приятель, низенький и толстощекий блондин, – все это очень подозрительно. Надо позвать профессора МакГонагалл или директора. Это вторжение на территорию школы!
Виг открыл рот, набрал полную грудь воздуха, но от его негодования девочку спас низкий удар колокола. Он родился в замке, отразился от воды, пролетел над озером и затих в лесу позади нас. Отдыхавшие всюду ребята бросились к замку, как цыплята к кормушке.
Щекастый Виг охнул: - На травологию опаздывать нельзя: профессор Долгопупс, добрый- добрый, а оставит после уроков – и пропала тренировка!
- Вы идите, - бросил Ал, - а мне надо решить, что делать с нашим гостем.
Он направил на меня свою палочку, (я успел испугаться, понимал уже, что она – не может быть! - волшебная) и произнес: - Эпискеи!
Я охнул: в моем носу опять что-то хрустнуло, ему вдруг стало очень жарко и тут же – очень холодно. Я осторожно потрогал нос, он больше не болел, крови не стало.
- Спасибо, - благодарно пробормотал я, глядя как палочка Ала скрывается в рукаве легкой мантии.
Тем временем белобрысый Виг уже мчался к замку, но девочка не тронулась с места. Она пристально смотрела на меня и напряженно о чем-то думала.
Ал подал мне руку, предлагая подняться с земли: - Давай знакомиться. Я – Альбус Поттер, - рукопожатие прохладной сильной руки было дружеским, располагало к доверию, - можно просто Ал. «Имя странное, а фамилия английская», пронеслось у меня в голове.
- Петр…Иванов, - представился я.
- А это Роза Уизли, - веселые искорки скакнули в ярко - зеленых глазах Альбуса, - моя умная и отважная кузина.
- Сударыня!.. – поклонился я учтиво.
Но сударыня продолжала сверлить меня взглядом: - Раз ты не волшебник, значит, у тебя должен быть чрезвычайно сильный магический предмет, с помощью которого ты сюда попал.
- Думаю, меня привело сюда вот это, - я вытянул из-под рубашки Медальон на шнурке, - хотя я толком и не знаю, что это.
Мои новые знакомцы с интересом принялись его разглядывать. Роза достала свою волшебную палочку, вопросительно взглянула на меня и после утвердительного кивка дотронулась ею до металлической пластинки. В моей груди что-то тепло трепыхнулось в ответ на это касание, а вода, бегущая из кувшина красавицы на Медальоне, чуть заметно вспыхнула и погасла, будто подмигнула.
- Постой, - задумчиво бормотала девочка, - постой,… по-моему, я где-то про это читала… где же?.. где же?.. Я сейчас!
- Теперь не успокоится, пока не перероет всю библиотеку, - усмехнулся Альбус, провожая взглядом летящие по ветру мантию и волосы. – Значит, у нас есть время поговорить. Сядем здесь, люблю это место: и дед, и отец здесь сидели, когда были школьниками.
Мы сели рядом на корни огромной старой березы, и я, наконец, задал не дававший мне покоя вопрос: - Ты… волшебник?
- Да, - просто ответил он, - и я, и Роза, и Виг, и все здесь волшебники.
- Это удивительно, - мое сердце сладко замерло. – Удивительно…. Так не бывает.… Будто сказка…
- Это не сказка, - засмеялся Альбус, - волшебный мир так же реален, как и мир маглов, не волшебников. И эти миры существуют рядом, у меня, например, есть друзья-маглы. Правда, лет двадцать пять назад действовал строжайший Статут о секретности, маглы о нас, считай, ничего не знали. Но потом произошли известные события, и Статут стал менее актуален. Конечно, и сейчас наш мир достаточно закрыт, но не из-за снобизма волшебников, а потому, что у остальных людей нет способностей, позволяющих свободно пользоваться нашими территориями.
- Территориями?
- В Англии, как и везде, я думаю, есть деревни, где живут только волшебники. Но большинство магов живет в обычных населенных пунктах. У нас много точек соприкосновения с неволшебным сообществом: некоторые из наших женятся или выходят замуж за маглов, в семьях маглов иногда рождаются волшебники, а в семьях волшебников – увы! – рождаются сквибы.
- «Увы»? – я интуитивно понял, что сквибы - это дети волшебников, лишенные магических способностей.
- О, прости, - Ал вскинул руку и смущенно взъерошил и без того торчащие на макушке волосы. – Мне, конечно, кажется, что быть волшебником лучше, чем маглом, я же волшебник.
- Ну да… ну да, - пробормотал я, ошалело раздумывая над всем этим. Подумать только, волшебный мир рядом с нами…я знаком с настоящим волшебником… его кузина – красивая колдунья с рыжими волосами… мой сломанный нос вылечили волшебством...
Кошмар – когда буду исповедоваться, отца Сергия хватит удар!
Но я был здесь, возможно, это имело какой-то смысл, и следовало узнать обо всем как можно больше: – И давно … кхм… волшебники … живут рядом с нами?
- Я думаю, это было всегда. Вот ты откуда? Где ты живешь?
- В России.
- Класс! – распахнул глаза Альбус. – В городе или в деревне?
- И там, и там. То есть, живу и учусь в Москве. А на лето езжу в имение, в деревню.
- О! – и молодой волшебник восхищенно уставился на меня, как на восьмое чудо света. – Я был в Москве. Красивый город, как и Лондон. Мы с моей матерью и тетушкой Гермионой летали туда в пасхальные каникулы. Правда, на метле было нельзя, так что летали на самолете.
- На чем? На ковре-самолете? – я поверил бы уже всему на свете.
- Нет, - расхохотался Ал, - на обычном магловском самолете.
Меня охватило непреодолимое желание проверить, не стала ли моя голова квадратной, а уши ослиными – настолько реальным и неправдоподобным, притягательным и отталкивающим одновременно было то, что со мной происходило: волшебники, самолеты какие-то, тетушки на метле…Я поднял руку и, как дурак, потрогал ухо. Все было в порядке, и это тоже было удивительно.
Несколько секунд мой необычный собеседник смотрел на мое обескураженное лицо, затем его осенило: - А какой год сейчас в России?
Теперь засмеялся я: - Думаю, такой же, как и в Англии, 1807.
- 1807?
Альбус странно посмотрел на меня, поднялся, отошел к озеру, захватил горсть камешков и стал по одному бросать их в солнечные блики на воде.
Что-то опять было не так, настолько, что поразило даже волшебника, воспринимающего все вокруг как должное.
Ветер принес из-за гор надоевшую за зиму прохладу и неспешно плывущее облако. Его роскошная, чуть синеватая снизу, пушистая громада, причудливо ломаясь, отражалась в воде. Легко булькали камешки, переезжая жить на дно озера. Медово, как дома, пахло цветущей черемухой, призывно золотились на зелени травы одуванчики, над ними гудел шмель, неизвестно как пробравшийся через барьер на волшебную территорию, а может тоже маг из мира насекомых….
Альбус повернулся ко мне, замешательство на его лице уступало место пониманию: - 1807 год…. Я уже понял, Питер, что ты из другой страны – фамилия у тебя необычная, да и Розу «сударыней» назвал, - но мне даже в голову не пришло, что ты из другого времени. Теперь ясно, почему ты не знаешь про самолеты: в твое время их еще не изобрели!
- Еще не изобрели? А ты на них уже летал…. Какой же год сейчас в Англии? – боясь ответа, спросил я.
- Сегодня семнадцатое мая две тысячи двадцать третьего года, - медленно и осторожно ответил Альбус и подошел поближе, будто желая оказаться рядом, когда мне станет совсем плохо.
И мне стало. Дата придавила меня, как рухнувшая наконец пизанская башня. Сердце сбилось с ритма. Я опять верил и не верил. Мне было жутко, потому что там, в моей реальности, я уже УМЕР (!!!), и я был готов вопить от страха и восторга, потому что ЖИВ в двадцать первом (!!!) веке и доказательство - вот оно - настоящий волшебник (!!!). Было от чего потерять рассудок.
Ал сел рядом на толстый сероватый корень березы, выступавший из почвы, и замолчал, давая нам обоим возможность прийти в себя.
Когда мое сердце снова начало биться, а мозг – мыслить, я продолжил разговор: - Похоже, ты прав, Альбус, волшебный мир действительно рядом: и в мое время живут колдуны и ведьмы, например, знахари или гадалки. Обычно люди боятся и не любят их, но, когда надо, приходят к ним за помощью. Я знаю, что в средние века в Европе колдунов жгли на кострах, как еретиков, но у нас в России инквизиция так не свирепствовала.
- Да, в средние века нам пришлось несладко, - вздохнул Ал, - конечно, после принятия в 1689 году Статута о секретности целителям приходилось рисковать, но когда речь шла о спасении ребенка или женщины, они не думали о себе. Это высшая форма служения, не знаю, смог ли бы я так поступить. Конечно, костер – это для чародея не смертельно, но неприязнь окружающих, гонения, пытки….
Удивительно, этот волшебник настолько откровенен со мной, что обнажает даже глубины своего сердца. То ли Медальон этому причиной, то ли по природе своей он настолько открыт. Для меня, будущего дипломата, которого учили взвешивать каждое слово на весах осторожности, такое доверие со стороны незнакомого юноши было непривычным и драгоценным. Я будто с Владимиром разговаривал, было странно что-то скрывать от него, а наоборот, было важно узнать его мнение о многом. Видимо, это называет нянюшка «родственными душами».
И я решил отбросить ненужную дипломатию.
Мы оглянулись на голоса за спиной. Мимо шли две девушки в ярко-зеленых мантиях с желтым вышитым знаком на груди. Они толкнули друг друга локтями, переглянулись и с интересом принялись рассматривать меня, пока поворот дорожки не скрыл нас от их любопытных взглядов. - Давай пройдемся, на ходу легче думается, - Ал снова взъерошил волосы, словно разгонял грустные мысли, и поднялся.
Отправлено: 04.03.14 20:28. Заголовок: Мы медленно пошли по..
Мы медленно пошли по берегу прочь от замка.
- По большому счету, знахари, или колдуны и ведьмы, как их называли, не все были настоящими волшебниками, - продолжил он размышлять вслух. – Они просто знали и умели то, чего не умели другие. А почему не умели? Не учились. Ты, Питер, для своих крестьян (у тебя ведь есть крестьяне?) тоже в чем-то колдун, потому что умеешь делать то, что они не могут.
- Что ты! Какой из меня колдун! – я испуганно перекрестился. Альбус внимательно взглянул на меня, улыбнулся и перевел разговор: - А где ты учишься в Москве, уже выбрал профессию?
- В Московском университете, на юридическом факультете. Не скажу, что мне очень нравится, он отец считает, что дипломатическая служба – самое подходящее поприще для меня. В армию мне нельзя,- Ал вопросительно вскинул брови, - я ужасно рассеян, так говорит отец. Возможно, он в чем-то прав. Так что, буду дипломатом.
- И что ты изучаешь?
- Так, ничего особенного, - я пожал плечами, - историю стран и народов, право, психологию, этикет, иностранные языки…
- Мы такого не учим, - уважительно протянул Ал и одобрительно добавил, - а по-английски ты здорово говоришь, свободно и без акцента.
- По-английски? – я даже остановился. – Интересно: думаю по-русски, вслух говорю по-английски и даже этого не замечаю? Волшебство какое-то…
- Так бывает: мой отец – змееуст. Он тоже не замечает, когда говорит на змеином языке, - Альбус пытался подбодрить меня, но лишь выбил из-под ног твердую почву, на которую я встал, заговорив об учебе в университете. И я опять забарахтался в удивительном волшебном мире: - А какие науки преподают в вашем университете?
Ал взглянул на замок: - Хогвартс – не университет. Это школа чародейства и волшебства. Нас здесь учат пользоваться своими магическими способностями. А науки.… Так, ничего особенного: заклинания, превращения, полеты на метле, защита от темных искусств, магловедение… - в тон мне ответил он.
Мы переглянулись и расхохотались. Мне стало совсем легко с этим парнем. Я знал его сто лет.
Окружающий пейзаж незаметно изменился. Стена леса отступила, берег усыпали валуны, уходя от воды, они прорезали лес каменной рекой, становились все крупнее и массивнее, пока не превратились в предгорье. Видимо, последний ледник хорошо потоптался здесь, прежде чем двинулся дальше.
Я ловко прыгал с камня на камень и вскоре был за это наказан: нога в необычной, но очень удобной обуви (откуда-то я знал, что она называется «кроссовки») соскользнула. Охнув, я уселся на камни. Альбус присел на корточки, сильными пальцами обследовал сустав: - Я, конечно, не целитель, но азы мы уже изучали. Вывиха нет, боль скоро пройдет, но пока лучше посидеть,- таков был его вердикт.
Он помог мне пересесть на удобный плоский валун и устроился рядом, забавно сунув под себя ногу. Боль и вправду начала стихать, но настроение испортить успела.
- Знаешь, Ал, я боюсь, что придет завтра, и сам себе не поверю, что был здесь и познакомился с тобой, - поддался я испорченному настроению.
- Тогда надо взять отсюда что-нибудь с собой, - он деловито осмотрелся, но ничего подходящего рядом не оказалось. – Но что? Не потащишь же ты в кармане булыжник, хотя мой дядя Джордж, большой шутник, одобрил бы такой сувенир…
Волшебная палочка легко скользнула из его рукава, удобно умостилась в ладони и написала в воздухе короткую вертикальную завитушку. Миг – и на месте завитка появился великолепный белый крупный цветок, формой напоминающий колокол. Его заостренные лепестки начали мягко раскрываться, изящно загибаясь к матовому темно-зеленому стеблю. Моему потрясенному взору открылись пять бархатных ярко-коричневых пыльников на длинных светлых ножках, танцующих вокруг гордого пестика, и россыпь рыжих веснушек, разбросанных у основания лепестков. Незаметно изменились и сами лепестки, они были уже не просто белыми с легким нежным румянцем, казалось, от них исходит серебристое ароматное сияние.
Такая красивая магия, сотворенная у меня на глазах, задела в душе какие-то струны: я, конечно, по-прежнему побаивался ее, но был благодарен ей за созданное совершенство.
- Я знаю, что это такое, - мне было страшно заговорить, будто чары развеются от резкого звука. – Это лилия Мадонны, очень редкий цветок. По приказу Его Императорского Величества Петра I их выращивают в Петербурге с прошлого века. Отец Сергий рассказывал моей матушке, что архангел Гавриил, явившись к деве Марии, дабы предсказать рождение Христа, держал в руке лилии. Поэтому белые лилии украшают православные службы на Рождество Христово и Крещение.
- Но лилии были атрибутом и других обрядов, - скептически откликнулся Альбус и – увы! – разрушил все очарование. - Об этом говорится в учебнике по истории магии. Лилии участвовали в средневековых церемониях - аутодафе. По мнению инквизиторов, белоснежные цветы рядом с горящими факелами весьма наглядно показывали, что если тела богоотступников погибнут в пламени, то души их станут чистыми и безгрешными. Так что, лилия, ко всему прочему - символ изощренной жестокости, - он помолчал. - Хорошо, что все эти ужасы в прошлом!
На сладкий аромат лилии прилетел шмель. Он тяжело бухнулся на цветок и неуклюже, но настойчиво стал протискиваться внутрь колокола, расталкивая пыльники. Ал рассмеялся и направил на его толстый полосатый зад прохладную струйку воздуха из волшебной палочки, шмель сердито завозился, пятясь и пачкаясь в пыльце, выбрался на свободу и, недовольно загудев, умчался.
- Я сделал на память о себе именно лилию, потому что она для моей семьи имеет особое значение, – сказал довольный Альбус. - Так звали мою бабушку, так зовут младшую сестренку, боюсь, так придется назвать и мою дочь…. Хотя мне больше нравится…
Он повел волшебной палочкой, и рядом с лилией появилась роза, алая, совершенная по форме, с редкими капельками росы на лепестках и листьях. Ал опасливо взглянул в сторону далекого замка, дотронулся до цветка кончиком волшебной палочки, и роза изменила цвет: каждый ее лепесток стал сдержанно-каштановым у основания с постепенным переходом к красивому откровенно-рыжему оттенку.
Зеленые глаза мечтательно смотрели на цветок, кончик волшебной палочки задумчиво постукивал по губам, прямо по легкой улыбке. Да, подумал я, кузины – страшная сила!
Альбус взглянул на меня и смущенно ухмыльнулся; незаметное движение палочки – и роза растаяла в прозрачном воздухе, а лилия подплыла к моей руке и настойчиво постучала по ладони. Я осторожно сжал пальцы, принимая чудесный подарок, и благодарно улыбнулся Алу. Он поднялся и потянулся: - Думаю, нам пора обратно. Как твоя нога?
Я и забыл про нее! Теперь уже осторожно, как бы не оступиться, выбрались мы из каменных россыпей и побрели к рощице на берегу, где росла любимая береза Альбуса и его предков.
Боясь, что Алу будет неловко от того, что я узнал его секрет, я дипломатично продолжил разговор нейтральной темой: - Замечательная все-таки вещь – волшебная палочка.
- Если ты настоящий волшебник, - неожиданно воодушевился Ал, - то можешь направлять свою магию практически через любой инструмент. Но удобнее всего волшебная палочка, и лучший результат будет, когда между палочкой и волшебником возникает духовное родство. О, ты ведь не знаешь, Пит, что не волшебник выбирает палочку, а она выбирает себе волшебника. Это очень тонкая магическая материя. А потом они приобретают совместный опыт и уже не могут жить друг без друга.
Дорогу опять преградил спешащий к озеру ручей. Он что-то бормотал камням и сердито разбрызгивал солнечные капли.
Помня о моей не совсем здоровой ноге, Альбус помог мне перебраться по скользким валунам и продолжил: - Вообще, палочка может многое рассказать о своем волшебнике. Взять хотя бы материал, из которого она сделана: рябина любит сплетниц, каштан предпочитает бездельников, ясень - упрямцев, палочка из орешника выберет плаксу...
- А у тебя какая? – перебил я.
- У меня из остролиста, - хитро увильнул Альбус и весело добавил, - Главное для меня – не жениться на той, у кого дубовая палочка. Может и суеверие, но проверять не хочется. Кстати, к нам в школу по обмену приезжали ребята из России. У одного парня была палочка из карельской березы с сердцевиной из волоса русалки. Какие чудеса они выделывали вместе! – его рука уже знакомым жестом метнулась к макушке. – Вот бы сделать такую палочку, чтобы могла посоперничать с Бузинной! Хотя это почти недостижимо, ведь Бузинную палочку изготовила сама Смерть...
Я испуганно споткнулся и замер с открытым ртом. Изготовила Смерть?
Ал чуть помолчал и с особенной гордостью добавил: - Мой отец - владелец Бузинной палочки, величайшей в мире. Только он от нее отказался.
- Как это? – не понял я. – Владеет, или отказался?
- Длинная история, - ответил Альбус. – Отец – великий человек! Его знает весь мир, и магический, и не волшебный.
В этих словах слышалась такая гордость, такое сыновнее обожание, что я забеспокоился: - Твоего отца знают во всем мире? Ты... ммм... королевской крови? (Не нарушаю ли я этикет, запросто беседуя с августейшей особой?)
Альбус на мгновение остолбенел, а потом рассмеялся: - Среди волшебников нет принцев. А мой отец известен тем, что победил Темного Лорда. Много лет мракоборцы противостояли очень сильному злому волшебнику и его сторонникам. Гибли, но не отступали. Моя семья всегда была на стороне Света, хоть это было смертельно опасно. В последние шестнадцать лет войны магов именно мой отец был на острие волшебной палочки в этих битвах. Если бы он погиб.…- Альбус помолчал. – Но отец сокрушил Темного Лорда, спас и волшебный мир, и мир маглов, - Ал улыбнулся моему изумлению и весело закончил: - Поэтому все знают имя великого чародея Гарри Поттера!
- Война магов! Ты рассказываешь удивительные вещи, Ал!
- Родители, да и вообще родные, не очень любят об этом вспоминать, это были действительно темные времена. К счастью, Джоан Роулинг, знаменитейший историк магии, папин биограф, написала серию книг о последней войне магов. Они переведены почти на 70 языков. Поэтому весь мир знает о тех ужасных, но великих событиях.
- И на русский переведены? – спросил я, уже зная ответ.
- Конечно! Моя мама считает русский язык величайшим на свете, после английского, конечно.
Теплое чувство к незнакомой даме, так высоко отозвавшейся о русском языке, согрело меня: - Приятно. Жаль, что я не могу быть представлен твоим замечательным родителям.
Альбус кивнул на выглядывающий из-под рубашки Медальон и философски заметил: - Кто его знает, что ты можешь, а что нет с этой штукой на шее. Знаешь, отцу было тогда только семнадцать лет, как мне сейчас…. А мое величайшее достижение – оценка «превосходно» по защите от темных искусств на экзамене, - легкая ирония в свой адрес и сожаление смешались в его голосе.
- Брось, не переживай, – подбодрил я Альбуса. - Сейчас просто мирное время. И тебе может представиться возможность спасти мир, - именно это, очень неоднозначное по содержанию, утешение показалось мне самым весомым.
Альбус вдруг выхватил из рукава волшебную палочку, направил вверх и воскликнул: протего! Стремительно падавший к земле стриж наткнулся на невидимую преграду, мячиком подпрыгнул вверх, недовольно закричал своим резким голосом и взмыл под облака.
- Пусть комаров ест, - пояснил юный волшебник, подмигивая ничего не подозревающей спасенной бабочке, - надо нечисть уничтожать, а не красоту.
Тоже романтик, констатировал я и поинтересовался: - А что будет, если волшебная палочка попадет в руки к обычному человеку, не волшебнику?
- О, это может плохо закончиться: маглы колдовать не могут. В лучшем случае - или в худшем для них - они могут надеяться на самопроизвольный, случайный эффект от применения волшебной палочки, потому что она сохраняет остаточную магию. Но случайный выброс остаточной магии совершенно непредсказуем…. Погоди-ка, – его глаза нацелились на Медальон, а рука, помедлив, протянула мне волшебную палочку, – а ты не хочешь поколдовать? Наведи палочку на травинку, вот на эту, которая лежит, и скажи вингардиум левиоса.
- Ага, чтобы эта твоя остаточная магия дала мне в лоб?
- Не бойся, - он кивнул на Медальон, - ты ведь не совсем магл.
- Но и не совсем волшебник, - проворчал я, хотя искушение уже овладело мною, я глубоко вдохнул, цапнул волшебную палочку вспотевшей от страха ладонью и на всякий случай зажмурился, но заклинание сказать не успел.
В груди под Медальоном родился крошечный радужный шар, вырос, упал в солнечное сплетение, взорвался и покатился теплой цветной волной, проникая в каждую частичку меня; что-то где-то пело, кончики пальцев приятно покалывало, а лилия в руке встрепенулась, и я утонул в ее аромате. Это длилось вечность, и миг.
Я резко выдохнул, открыл глаза и натолкнулся на взгляд Альбуса, - смесь исследовательского азарта и тревоги, - он держал меня за руку, ту, где была палочка.
- Пит? Ты в порядке?
- Да, – я медленно возвращался в волшебный мир из еще более волшебного. - Это было… - я рисовал в воздухе неопределенные фигуры, не умея рассказать о своих ощущениях.
- Не надо объяснять. Я видел, - сказал Ал поспешно.
– А что это пело?
- Свирель пела. Сердцевина моей палочки – одна из мелодий Орфея.
- Почему у меня это получилось, я же не волшебник? – прошептал я.
- Скорее всего, получилось у палочки с Медальоном, а ты только подсмотрел чудо, - ответил он после некоторого размышления и, увидев мое разочарованное лицо, дружески коснулся моего плеча. – Не огорчайся, что ты не волшебник, это не главное. Ты и так хороший человек, мне будет приятно, если ты позволишь считать тебя моим другом, - вдруг закончил он «высоким штилем».
Что тут можно ответить? Я, молча, крепко пожал ему руку.
- Борода Мерлина! – выругался Альбус, вырвал руку и метнулся куда-то за меня.
Из-за поворота дорожки показалась Роза. С видимым облегчением она свалила на руки брату приличных размеров фолиант и помахала мне рукой: -Нашла!
Мы поспешно уселись на траву под березой, но рыжеволосая колдунья не торопилась открыть книгу. Как по волшебству у нее в руках появился прозрачный мешочек с бутербродами и салфетка: - Я понимаю, что обедать мы сегодня не будем, поэтому разбирайте бутерброды, - заявила она, раскладывая аппетитные башенки на светлом полотне.
- Какие бутерброды? – запротестовал Альбус. – Мы тут ее полдня ждем, а она нас баснями кормит!
- Не баснями, а бутербродами! – девчонка отобрала у брата книгу, положила на камень, уселась прямо на нее, отщипнула от бутерброда кусочек сыра и принялась с удовольствием жевать.
Альбус сердито смотрел на кузину, не притрагиваясь к еде.
- Да, Ал, профессор МакГонагалл сказала, что если ей покажется неуважительной причина нашего отсутствия на уроке, то она найдет, чем занять наши вечера на ближайшую неделю.
- Да уж, она найдет,- пробурчал Альбус. – Откуда ты знаешь?
- Ребята передали, что она ждет нас сегодня вечером.
- Вы расскажете профессору про меня?
- Боюсь, придется…. Она опять засверкает очками и прочитает нотацию о безопасности и безответственности, - Ал сердито откусил кусок бутерброда. - Но не переживай – тебе-то это ничем не грозит.
- Да я и не переживаю, лишь бы вам это не сильно «грозило».
Роза раскрошила в ладонь кусочек булки, встала и пошла к черемухе. Я вскочил.
- Что? – напрягся Альбус.
- Леди встала, - пояснил я.
Его лицо приняло лукавое выражение, он тоже вскочил и уставился на сестру.
- Что случилось? – Роза осторожно повернула к нам голову: маленькая птичка слетела к ней с черемухи и клевала крошки булки.
- Леди встала, - серьезно, с чертями в глазах, пояснил Альбус.
- Кончайте придуриваться, не то я вас заколдую! – пригрозила леди, видимо, принявшая все за шутку. – Ешьте! Информация после еды! – девчонка тихонько посвистела птичке, высыпала остатки крошек на камень, села рядом со мной и отщипнула еще кусочек сыра. - Когда-то профессор Дамблдор сказал своему любимому и самому знаменитому ученику, моему дяде, Гарри Поттеру: «Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь, и потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью».
- Ага, и на сытый желудок, - проворчал Ал, уплетая, тем не менее, бутерброд за обе щеки.
- Точно, - довольно откликнулась Роза.
Я молчал, о чем спорить, только ел толстый, необыкновенно вкусный бутерброд и размышлял над словами неведомого профессора Дамблдора, они вселяли тревогу.
Покончив с едой, деловая кузина моего друга вытерла руки носовым платком и бережно открыла книгу на нужной странице. Ее украшало нечеткое, явно старинное, изображение моего Медальона, рядом бежали строчки незнакомого языка. Водя пальцем по завитушкам букв, Роза начала читать: - «Щит Миров или Единый Ключ Миров – древний артефакт, обладающий огромной мощью. Он является универсальным порталом, соединяющим все миры Сущего. Ни Время, ни Пространство, ни Магия, ни Стихии не являются для него преградой. Несущий Щит Хранитель – хозяин Времени и Пространства, Магия и Стихии стремятся служить ему. Иногда в безвыходной ситуации один Хранитель передает Ключ другому. Но чаще Щит Миров сам избирает нового Хранителя, сильного духом. Последний находится в смертельной опасности, ибо слуги Хаоса – Трионы – пытаются завладеть Ключом для своего господина. Много тысяч лет преследуют они Хранителей и будут преследовать вечно, пока не достигнут цели». Вот почему ты, магл, смог попасть в наш мир, Питер! Ты вообще можешь проникнуть … куда угодно! – она уронила руки на книгу, и они оба изумленно уставились на меня, как на чудо чудное.
Конечно, чудом чудным, дивом дивным иногда быть приятно, но то, что меня будут преследовать какие-то Трионы, - пока не убьют! - мягко говоря, испортило мне настроение. За спиной, в лесу, заполошно затрещала сорока, я испуганно подскочил.
Взглянув на мое хмурое лицо, Альбус сказал успокоительно: - Здесь ты в безопасности, Пит. Хогвартс – самое надежное место в мире.
-Может, мне сюда и переселиться? – улыбка вышла не ироничной, а откровенно кислой.
Роза энергично листала книгу, читала отрывки текста, что-то искала.
- Вот про Трионы подробнее, - она нашла нужную статью. – «Трионы – темные силы на службе у Хаоса. Воины Трионов в совершенстве владеют воинским искусством, умело используют магию и могущество стихий. Но Трион представляет опасность только в полном составе (три сущности, три человека, три оюкклла, три оборотня и т.д.), ибо лишь втроем они едины. Один из Трех – Разум – отвечает за выполнение задания своей жизнью. Выполненное задание поднимает его на следующую ступень Посвящения, неудача приводит к смерти. Второй – Сила – мастерски владеет магией. Третий – Копье – искусный воин. В случае гибели одного (любого) воина Триона оставшиеся немедленно возвращаются в Междумирье, восстанавливают целостность и продолжают выполнять задание. Трионы отличаются упорством, выносливостью и беспощадностью. Уязвимые места: 1.Трионы не имеют Единого Ключа, поэтому, несмотря на легкость возвращения из Миров в Междумирье, их обратное проникновение в Миры сильно затруднено. 2. Могут действовать только в полном составе, когда являются единым организмом» . Я смотрел на озеро и не видел его: вокруг кривлялись карнавальные маски, и тонкий кинжал вновь летел навстречу…
- Я их видел!.. – то ли вслух, то ли про себя прошептал я. Внутри разлился океан холода, кожа пошла пупырышками, замерзли все мысли, кроме одной: «Боже!»
Не знаю, как долго сидел я в оцепенении. Тепло пошло от пальцев левой руки к сердцу, ноздри уловили аромат фиалок, я ожил.
Роза отпустила мою руку, переглянулась с Альбусом: - Знаешь, Питер, мне кажется, ты попал к нам не случайно. Давай подумаем! Что ты мог дать волшебникам? Прости, скорее всего, ничего. Что волшебники могли дать тебе? Вероятнее всего, знания. Получается, что ты попал в Хогвартс, чтобы получить информацию о том, чем владеешь, вернее, что хранишь. Теперь ты это знаешь, как и то, насколько это ответственно и опасно. Предупрежден – наполовину защищен. – Она снова ободряюще пожала мне руку. – Помнишь, как написано, Ключ «сам избирает нового Хранителя, сильного духом». Я не знаю, зачем тебе Ключ Миров, но уверена, ты справишься.
Ее доводы были логичны, мне было по-прежнему страшно, но небо постепенно становилось синим, а рядом сидели друзья.
Альбус снова был серьезен и решителен, как в первые мгновения нашего знакомства: - Расскажи, как ты получил Ключ, что после этого произошло…и вообще, все, что считаешь нужным.
Сначала сбивчиво, затем все более спокойно и четко рассказывал я свою историю, расхаживая взад-вперед по берегу, изредка взглядывая на своих слушателей. Их лица были строги и сосредоточенны, Роза держала на коленях книгу, нагнавшую такого страха. Неожиданно глаз наткнулся на лежащую среди бутербродов белую лилию, это соседство – обыденность и волшебство – странным образом придало мне уверенности.
Я рассказывал о легенде, о серых глазах и фиалках, о сонете Петрарки и флорентийском карнавале, и о троих, шагнувших ко мне из толпы…
- Я не воин, я поэт. Зачем мне этот Щит? – горестно закончил я рассказ.
- Почему поэт не может быть воином?.. – отозвалась вопросом на вопрос Роза.
- … А воин – поэтом? – добавил Ал.
Я в изнеможении сел на корень березы, опустил голову и замолчал. Из меня как будто ушла вся жизненная сила, теперь можно было только сидеть и чего-то ждать.
- Насколько я понимаю, - нарушил молчание Альбус, - в минуту опасности из множества людей Ключ сам выбрал тебя, и его прежний Хранитель вольно или невольно передал его тебе. (Я кивнул). А когда Трое пытались отнять его, он остался с тобой, хотя мог найти себе другого. (Я снова кивнул). Значит, ты достаточно сильный духом, чтобы его хранить. (Теперь кивнула Роза).
- Мало быть сильным духом, когда имеешь дело с искусными воинами и магами, а сам в этом ничего не смыслишь! – ребята пытались мне помочь, поэтому я не стал скрывать от них свое отчаяние.
- Ты владеешь оружием?
- Ну, да. ... Но шпага – не волшебная палочка.
- Но ведь Ключ нужен тебе, - вмешалась Роза.
- Зачем? Я совсем не люблю смертельные опасности.
- А как ты найдешь свои серые глаза? Или для тебя это не так важно?
Я представил, что проснулся утром, и меня не встретил теплый девичий взгляд с мольберта…. Тяжелое чувство потери ударило в сердце, и я испуганно отогнал видение: - Важно. Очень важно! Это самое важное для меня!
Роза удовлетворенно кивнула: - А вдруг для этого тебе надо попасть в другой Мир. Может, Ключ служит благородным целям и потому избрал тебя.
- Брось, - не согласился Ал. – Ключ - всего лишь инструмент. В благородных руках он служит благородным целям, а в лапах Хаоса – злу. Как и волшебная палочка.
- А вдруг он не только ключ, но и еще что-то делать умеет, - Роза потерла виски, будто подгоняя мысли. – Вдруг он и Хранителя защитить может, он же Щит!
- Это он для Миров Щит, - нашел я контраргумент, - а для Хранителя – головная боль.
-Это ты для него головная боль, - рассердилась Роза. – Это тебе надо пойти туда, не знаю куда, и найти того, не знаю, кого.
Меня вдруг разобрал смех: это же надо так четко сформулировать мою нечеткую задачу!
Ребята смотрели, как я лежал в траве и хохотал, на их лицах постепенно проступали неуверенные улыбки – еще бы: его хочет убить вселенское Зло, но он предпочитает умереть от смеха.
Солнце давно уже перекочевало с макушки горы на одном берегу озера на макушку горы с другой стороны. Звук колокола несколько раз призывал моих волшебных друзей в замок, но они не обращали на него внимания.
Насмеявшись, мы доели бутерброды (Роза все время косилась на лилию, но ничего не спросила, вот выдержка!) и разложили «по полочкам» имевшуюся у нас информацию: есть девушка, которую надо найти во Времени и в Пространстве, и есть Ключ, чтобы найти эту девушку во Времени и в Пространстве. Правда, этот Ключ хранить опасно для жизни, но с этим придется смириться, бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Ал задумчиво покусал травинку и спросил: - Легенда, конечно, очень романтичная, но, Пит, … к чему такие сложности? Почему Ее надо искать так далеко? Как там у вашего великого Пушкина: «Зачем далёко? Знай, близка судьба твоя, ведь царевна эта – я!». Посмотри вокруг, может быть, Она рядом, - Роза отвернулась и сделала вид, что разглядывает что-то в траве, но я видел сквозь занавес волос розовую щеку.
- У нашего «великого Пушкина»? Это кто у нас «великий Пушкин»? – машинально спросил я и нелогично продолжил. – Смотрел по сторонам. Много хорошеньких девушек, но…сердце не дрогнуло.
- Пушкин у вас Александр Сергеевич, мама увлекается русской литературой, я тебе говорил, - так же нелогично ответил Альбус.- «Сердце не дрогнуло», - хмыкнул он. Это было неприятно, но я простил ему невольную бестактность – он был человек другого мира и другого времени.- Спроси своих родителей, когда у них дрогнуло сердце, держу пари, что не с первого взгляда! Мои мама с папой – замечательная пара, но они разглядели друг друга далеко не сразу. Их сделали парой перенесенные вместе испытания! Так же, как совместный опыт делает пару из мага и его волшебной палочки.
- Это не совсем корректная аналогия, - вмешалась Роза. Она уже справилась со своим несвоевременным смущением. - Когда волшебная палочка выбирает мага, она уже знает, что он - её волшебник, и в нем есть нечто, создающее базу для взаимопонимания. Это потом уже совместный опыт оттачивает их отношения, создавая пару.
- Очень даже корректная аналогия, - повернулся к ней Альбус. – Парень с девушкой тоже выбирают друг друга, – он поспешно опустил глаза и принялся с жаром доказывать Розиной коленке. - Например, если мне надо познакомиться с девушкой, то я не хватаю первую попавшуюся хорошенькую. Я смотрю, насколько она мне по душе, «созвучна» так сказать, смогу ли я понять ее, а она меня. Если я, как и волшебная палочка, решаю, что это - моя девушка, то я ее выбираю, – зеленые и карие глаза все-таки столкнулись, к вихрам на макушке привычно взлетела рука, но хозяин зеленых глаз отважно закончил свою мысль: - А потом уже опыт общения будет оттачивать наши отношения, и, возможно, образуется пара.
- По-моему, вы говорите об одном и том же, - сказал я и бестактно добавил: - Раз вы так хорошо понимаете друг друга, то не пора ли вам друг друга разглядеть? – и получил огромное удовольствие от созерцания двух пар красных щек. – А я понимаю, что мне пора…
Мы не заметили, как наступил вечер. От озера уже тянуло сыростью, роскошное облако давно расползлось и разлеглось над водой неопрятной серой полосой. Эта полоса пыталась закрыть солнце, но оно золотисто вылезало в каждую облачную прореху, отражалось в спокойной воде матовыми дорожками и пятнами, заливало нежно - розовым горизонт и замок на холме. Шмели уже не гудели, зато неистово растрещались кузнечики, где-то рядом перед ночным концертом пробовали голоса лягушки.
- Видимо, ты прав, Пит. Боюсь, мы не сможем пригласить тебя на ужин в замок.
Расставание «навсегда» тяжело нависло над нами.
- Но ты всегда можешь вернуться, - отчаянно сказала Роза. – Ты - повелитель Времени и Пространства.
- Ага, повелитель, - усмехнулся я, - который совершенно не умеет ими повелевать.
- Ты научишься, - в голосе Альбуса была уверенность, которой я совершенно не ощущал.
Я взял лилию и поднялся на ноги, мои друзья тоже встали.
- Что это за цветок у тебя, Питер? – не смогла все-таки сдержать любопытства Роза.
- Это мне Ал подарил на память о вас.
- Ты потащишь его через Время и Пространство, чтобы он где-то там завял?… Надо сделать по-другому! Протяни руку!
Роза поставила цветок над моей ладонью, вытащила волшебную палочку и нарисовала вокруг лилии сложный узор.
Я опять увидел потрясающее волшебство: нежные белые лепестки разогнулись, прикрыли изящную сердцевину, сомкнулись в тугой бутон. Он начал уменьшаться в размерах, исчез в стебле, который становился все короче и короче, втягивая, пряча зубчатые листья…. И вот мне в ладонь упала маленькая светлая луковица.
- Вот это ты посадишь дома, - сказала Роза и загнула мои пальцы в кулак. – До встречи, Пит!
- У тебя все получится, - Альбус крепко пожал мне руку, и они с Розой отступили к озеру. Такими я и запомнил их, стоящими рядом.
Медальон теплой спинкой лег мне в ладонь рядом с будущей лилией. Я увидел над озером сияющие серые глаза под бровями вразлет, зажмурился и растворился в аромате фиалок.
Невыносимо отвратительный запах нюхательной соли впился в нос, я закрутил головой, пытаясь отвернуться, и ощутил прохладное полотенце на лбу, боль в руке и слабость в теле.
Борясь с тошнотой, я открыл глаза и с удивлением воззрился на лекаря, немца Августа Карловича, пользовавшего нашу семью. Одной рукой он прижимал мое запястье к кровати, а другой давил чуть выше локтевого сгиба, где скопилась боль. Оттуда текла кровь, струйка становилась все тоньше, пока, под воздействием лекарева пальца, не превратилась в крупные капли, сочно булькающие в подставленную плошку.
Увидев, что я смотрю на него, доктор ободряюще что-то забурчал, ловко перевязал мне руку и стал выслушивать пульс, хотя, судя по головокружению, пульсировать там было уже нечему.
В комнате невкусно пахло лекарствами, кровью, где-то в носу бродили воспоминания о нюхательных солях. Сохли губы, я с трудом разлепил их: - Душно…
Август Карлович завернул в салфетку использованный ланцет, уложил его в небольшой чемоданчик вместе с другими медицинскими хитростями.
А в спальню поспешно вошла матушка и бросилась ко мне: - Петя! Как ты себя чувствуешь?
- Пустым и легким, маменька, - попытался пошутить я, - из меня всю кровь выпустили.
- Не всю, ваша милость, - весело-почтительно вмешался лекарь. – День-два, и снова обретете цветущий вид.
Он, наконец, отошел от кровати, и ее тотчас окружили встревожено – радостные лица: отец, Владимир, Натали, Левка.
- Как ты нас напугал! – приговаривала матушка, пытаясь одновременно поцеловать меня, приподнять подушку, опустить подушку, подоткнуть одеяло…. Она напомнила мне курицу, пристраивающую под крыло бесценного цыпленка.
Мне приятно было видеть любовь родных, всех, даже всегда сдержанного отца. Но среди этой гомонящей группы нужен был только один человек – Владимир.
Он правильно понял мой лихорадочный взгляд, я слышал в коридоре его протестующий голос: - Но, ma tante*, я не могу далеко уйти. Позвольте мне остаться и подождать здесь, когда можно будет навестить Петра.
- Володя…
- Пожалуйста!.. Пожалуйста…. Пожалуйста!.. – я очень живо представил, как кузен быстро целует маменькины ручки между «пожалуйста» и умоляюще смотрит на нее снизу вверх.
- Оставайся, - сдалась матушка, и я услышал, как к двери в комнату придвинули стул.
Когда голоса удалились, дверь приоткрылась и впустила голову Владимира. Не обращая внимания на протестующее ворчание Лаврентьевны, я замахал здоровой рукой, и вот уже он весь проскользнул в комнату.
- Няня, - нерешительно начал я, в спешке еще не придумал, как спровадить старушку из спальни.
- Поняла уж, - она убрала с моего лба ненужный компресс. – Вы, Владимир Николаевич, приглядите за Петрушей, пока я бульон ему принесу.
- Что это было? – спросил он и рассказал, какое уныние застал по приезде ко мне, как испугался сам, узнав от матушки, что она нашла меня почти бездыханным, со следами кровотечения из носа. Но больше всего их напугало то, что я никак не хотел приходить в сознание.
Я рассказал, что это было.
- Ну и сны у тебя! – на лице Владимира скептицизм боролся с доверием.
Я молча раскрыл ладонь здоровой руки. Там лежала светлая луковичка лилии.
- Ох, ничего себе! – изумился Владимир, но добавить ничего не успел: пришла няня.
Пока она поила меня ароматным бульоном, он стоял у окна и смотрел в сад. Только нервно постукивающие пальцы сцепленных за спиной рук выдавали его напряженные размышления.
- Нянюшка, ты нас не покараулишь? Если матушка застанет здесь Владимира, то и мне достанется.
Едва Лаврентьевна вышла, кузен решительно повернулся ко мне: - Надо избавиться от Медальона. Он доведет тебя до беды!
- Как? Выбросить его в саду? В лесу? Утопить в озере? – я прислушался к Медальону, что маленькой льдинкой лежал на груди. – Я не могу его выбросить, я должен его передать кому-либо.
- Ничего ты никому не должен! – закричал Владимир. – Это все бабкины сказки!
Я опять молча показал ему луковичку.
Крыть ему было не чем. Он нервно заходил по комнате, ярость и нетерпение переполняли его, время от времени он гневно шипел в ответ на какие-то свои мысли. Но я знал, что решать только мне.
Снова и снова я прокручивал в голове встречу с волшебниками. «А как ты найдешь свои серые глаза?»- все отчетливее всплывало в памяти.
Эти серые глаза смотрели на меня с незаконченного портрета на мольберте и тоже ждали решения.
- Нет. Я Ключ не выброшу, - я озвучивал свое решение медленно, словно оставляя себе время быстро нырнуть в спасительный отказ от него. Но, Боже, почему мне так страшно? – Я буду искать с его помощью эту девушку.
Владимир вдруг прекратил метаться и сгорбился в кресле, как сдувшийся шар: - Зачем?
Он поднял усталый взгляд на портрет. Я тоже.
Это, собственно, был не портрет, а только изображение глаз с пушистыми ресницами, бровей и гладко зачесанных волос над чистым лбом. Но этого было достаточно, чтобы свести меня с ума. Каждое утро я с маниакальным постоянством подписывал на портрете ресницу, или уточнял рисунок брови, или тщательнее прорисовывал волосы. Только глаза трогать не решался: они связывали душу девушки с моей, и я боялся порвать эту тонкую нить неосторожным движением карандаша…. О, госпожа, я стал их узник пленный!....
Мой взгляд с трудом оторвался от портрета, когда Владимир бесцветно произнес: - Кстати, я мчался сюда, чтобы рассказать тебе, что сегодня познакомился с княжной Анастасией. Встретил ваших соседей с гостями на прогулке и был им представлен, - он не дождался моей реакции. – Она милая. Очень. Что-то в ней такое… необычное…
- На белку похожа?
- Почему на белку?
- Левка сказал.
Владимир фыркнул, возвращаясь к жизни: - Хм…. Белка…. Клянусь, ни у одной белки нет такого дивного цвета глаз, как у княжны!
- А уши?
- Уши? А что не так с ушами?
Я устало отмахнулся. Мне не хотелось ничего знать о княжне, мысль о возможном браке с ней висела надо мной, как дамоклов меч.
- Давай лучше подумаем, как мне больше такого переполоха в доме не устраивать.
- Да уж…. Надо просто спать ночью, а не когда попало!
- А если я утром вовремя не проснусь?
- Гм…. Тогда тебе нельзя спать дома. Надо куда-нибудь уехать на время. К нам в гости!
- Чтобы уже твоя матушка перепугалась, когда я не проснусь к завтраку?
- Нет, это не подойдет. Надо так скрыться, чтобы и надолго, и подозрений не вызвать.
Мысли заскакали, предлагая свои варианты: гостиница в Москве, поездка за границу…
- Охотничий дом! – закричали мы в один голос и засмеялись от того, что нужная идея пришла к нам одновременно.
- Скажем ma tante, что тебе после приступа нужен свежий воздух и полный покой.
- И матушка пошлет с нами целый полк прислуги!
- Без прислуги тоже нельзя. Надо только взять самых доверенных.
- Такое я могу доверить только няне.
- А тебя не пугает, что, возможно, придется ей кое-что рассказать?
- Пугает, конечно. Если даже тебе стало страшно, - я задумчиво катал по ладони луковицу лилии.
- Давай пока не будем об этом думать: может и не придется Лаврентьевне ничего объяснять, - оптимизм Владимира не всегда дружил с реальностью, но я согласился. – Осталось убедить родителей.
- Матушку беру на себя, - храбро заявил я и вздрогнул от стука в дверь.
Владимира приглашали к столу. Он заговорщицки подмигнул мне и вышел, его место тут же заняла няня. Я прикрыл глаза и принялся обдумывать дальнейшие действия.
Ууууффф !!! Ниночка!!! Так интересно !!! Только щаз прочитала и не заметила, как... Что-то мне кажется, что сероглазой окажется, именно, Анастасия Жду!
Леночка, спасибо, что находишь желание и время сделать отзыв. Я не особо мучаюсь тщеславием, но приятно, что писанина не только читается, но даже наводит на размышления и предположения. ElenaA пишет:
цитата:
Что-то мне кажется, что сероглазой окажется, именно, Анастасия
ElenaA пишет:
цитата:
Жду!
У меня сегодня свободный вечер - я на дежурстве - поэтому есть время поставить 3 главу. Читай на здоровье,пока ждем спектакль))))
Отправлено: 05.03.14 18:59. Заголовок: ГЛАВА 3. С виду лис..
ГЛАВА 3.
С виду листок голубой ароматной бумаги не сулил неприятностей. Но принес их. Это было приглашение: в ближайшую среду наши соседи, Головнины, устраивали небольшой – «домашний» - прием в честь пятнадцатилетия Pauline.
Мне нравилась веселая черноглазая Полина, неутомимая на шалости подруга детства, неизменная партнерша на детских балах у Иогеля. С легкой руки Лаврентьевны в нашей семье ее называли «сорванцом», но привечали сердечнее остальных барышень Головниных.
Я совсем недавно приехал на вакации* из Москвы и еще не видел Pauline. И не стремился увидеть. С некоторых пор имение Головниных вызывало у меня неприязнь. Эта неприязнь имела имя. Ее звали Anastasie.
Отец отложил приглашение, задумчиво допил чай и поднял на меня глаза. Его серьезный взгляд показался мне тяжелым и опасным, как дуло пистолета: - Петр, после завтрака зайди ко мне, пожалуйста.
Кабинет отца встретил меня веселыми солнечными лучами, настырно пробившимися прямо сквозь тонкие занавеси на окнах. В нем было светло и празднично. Казалось, будто сейчас мы примем масленичное приглашение Морозовых, и весело украшенные возки помчат нас в Москву по снежно-льдистой укатанной дороге. Солнечные лучи красными и желтыми искрами будут скакать по тонкой корочке наста, укрывшего обочины, по полям возле дороги, по перилам моста через реку и по ней самой, спящей под толсто-хрупким одеялом и даже не подозревающей о том, что в мире существует Масленица. Или сейчас сюда войдет управляющий с последними расчетами, отец придирчиво изучит их, и, в результате, мы помчимся верхами через луга на Дальнее Бобровое озеро, чтобы на месте убедиться, что идея создания невиданного в этих краях предприятия – бобровой фермы – не так уж и бредова.
Но вслед за мной в кабинет вошла матушка, с растроганным лицом села подле меня на диван.
Отец развернул к нам кресло, сел и тепло заговорил: - Петр, у нас с маменькой есть хорошая новость. Мы выбрали тебе невесту, - он помолчал. - Это княжна Анастасия Андреевна.
Сердце мое оборвалось: родители от слов и намеков перешли к делу, и теперь меня ставили перед фактом. Я решил сопротивляться.
- А не рано мне жениться? – задал я риторический вопрос. Голос мой прозвучал – увы! – не так смело, как мне хотелось бы. – Я ведь еще не завершил образование.
- Конечно, сначала ты закончишь университет. Но посвататься к княжне надо не откладывая, чтобы это сокровище у нас из-под носа не увели. Охотников, я уверен, более чем достаточно.
- Чем уж она такое «сокровище», эта княжна? – упрямо буркнул я и исподлобья поглядел на отца.
- По многим причинам, - отец был терпелив. – Во-первых, князь очень влиятелен в дипломатических кругах. Это поможет твоей карьере.
Можно подумать, твоего влияния недостаточно, мысленно парировал я.
- Во-вторых, - продолжил отец, - за ней дают хорошее приданое. Очень хорошее.
Ага, молча огрызнулся я, а своих денег нам мало.
- В-третьих, княжна хороша собой, воспитанная, неплохо образованная девица. Она сможет достойно представлять твою семью, быть твоей надежной половиной.
«Половиной»? … Луч огня из ваших глаз… о, госпожа… Что вы понимаете в половинах, батюшка? Я вскипел. Видимо, негодование отразилось на моем лице. Глаза отца стали строгими, он ждал моего ответа.
Я спросил ледяным тоном: - А если княжна мне не понравится?
- Милостивый государь, - голос отца и его взгляд тоже стали «ниже нуля». – Вам надлежит сделать все, чтобы она Вам понравилась.
Матушка мягко сжала мою руку. Только это помешало мне вскочить и опрометчиво поссориться с отцом.
- Она тебе понравится, Петя, - сказала матушка и грустно улыбнулась. – Вот ты и вырос, сынок.
Я прижался губами к матушкиным пальцам, чопорно поклонился отцу и, молча, стремительно вышел.
В доме мне было душно и тесно. Я выскочил на крыльцо, бросился в сад, ноги понесли меня в его дальний край, к старому пруду.
«Вам надлежит сделать все, чтобы она Вам понравилась!»
Мне предстояла нелегкая работа: погасить гнев и разобраться в самом себе. Пришло время понять, почему я так настроен против княжны Анастасии.
Я не хочу жениться? Нельзя сказать, что мысли о браке никогда не посещали меня. Жениться…. Жена…. Хм…. Кхм…. Я покраснел от первого, что пришло в голову.
Что же, в браке есть и приятные стороны. Конечно, будут разного рода трудности и обязанности, но о них как-то сейчас не думалось. А вот о приятном очень даже думалось.
Значит, я не против женитьбы как таковой? Нет. А против чего? Против брака с Анастасией. Вот если бы она…
Шальная мысль пружиной подкинула меня, и миг спустя я несся к дому в поисках Натали.
Она обрезала розы.
- Наташа, ты знакома с княжной Anastasie? – запыхавшись, выдохнул я.
- Знакома, - Натали лукаво улыбнулась, сняла жесткую садовую рукавицу и стерла капельку пота с моего виска.
- Какая она?
Сестра подняла брови, подумала, неопределенно пожала плечами: - Обыкновенная.
- Какого цвета у нее глаза? – уточнил я и замер в ожидании. Сейчас все решится!
- Синие… - она взглянула в небо, - нет, зеленые… - она перевела взгляд на темную зелень листа розы, потом на ярко-зеленые листья березы. – Нет, не зеленые. Они знаешь, такие…. Помнишь, мы с тобой смотрели на солнце сквозь морскую волну? Вот они такие, глаза княжны, сине-зеленые.
Я поник. Мне было не интересно, какими оттенками наполнены глаза княжны Anastasie . Это были не мои глаза. И она была не моя. Не нужная мне невеста. Тьфу, слово-то какое!
Я медленно возвратился к пруду. Чуда не произошло.
Но я не дал вновь вспыхнувшей неприязни затопить разум - мне нужна была холодная голова, - заморозил чувства и принялся размышлять дальше.
Почему мне не хочется жениться именно на Анастасии? Я представил силуэт незнакомки в нашей гостиной, в моей спальне…. И не почувствовал ничего, кроме раздражения. Вот оно! Эта барышня – не моя половинка. Она не сделает меня счастливым.
Более того, присутствие Анастасии в моей жизни лишит меня возможности искать мою половинку, искать мои серые глаза. Она не только не даст мне счастья, но и помешает найти его и стать счастливым!
Да, у меня были причины испытывать неприязнь к моей будущей невесте.
Ах, если бы князь отказал нам в руке дочери! Но кто же откажется от родственного союза с моей семьей…
Может, мне совершить что-нибудь эдакое, чтобы нарушить все правила приличия?.. Не поможет, приобрету вместо свободы лишь дурную репутацию.
А если нарушить закон? Стоп, это уже слишком! Это убьет матушку.
Выхода не было. Моя душа металась от приступов гнева к приступам отчаяния. Наконец, опустошенный, я пробрался к дому и влез в свою комнату через окно. Сейчас хотелось видеть лишь серые глаза девушки, с которой меня хотели разлучить. Ничего, родная, утешал я ее, что-нибудь придумаю…
Дни шли. Напряжение внутри меня нарастало. Ни у кого из близких мне людей я не нашел понимания.
Позиция отца оставалась неизменной: он незыблемо верил, что укрепляет основы моего будущего. А моя… блажь… пройдет.
Матушка светло грустила по поводу того, что я уже вырос. Вот скоро жену в дом приведу. А что не люба мне невеста, так это пока: стерпится – слюбится.
Натали ворчала: - Женись давай! А то моя очередь никогда не придет!
Няня: - Слушайся родителей, Петруша, они худого не посоветуют. Женишься, детки пойдут – вот и счастье.
Владимир: - Ты с ума сошел! Какие серые глаза! Родители нашли тебе молодую, красивую, богатую, а ты о ком размечтался? Прекрати метаться, Петр! Все так женятся, и меня так женят. Вот черт! - он на миг застыл от осознания собственных слов. - Как бы батюшку натолкнуть на мысли о Sophie…
Только в Левушке была искра сочувствия: - Пе-еть! Не переживай так! Княжна не так уж на белку и похожа.
В один из дней в доме поднялась радостная суматоха: приехал редкий гость - Аркадий, старший брат, служащий в столичном военном ведомстве.
Едва успевший умыться и переодеться с дороги, он был атакован любовью семьи. Счастливая матушка не отходила от него ни на шаг, а он снисходительно позволял ей порадоваться тому, как красиво по петербургской моде подстрижены его усы, как подчеркивает его мужественную внешность складочка между бровей, и погрустить о том, что первая сединка уже поселилась в густых черных волосах. Натали и Левка висели на нем, а отец довольно улыбался. Брат смеялся и отвечал сразу на все вопросы: - Nadine здорова, кланяется всем…
- Нет, мы не были на последнем бале, Natalie… Nadine уже не до балов.
- Конечно, Левушка, завтра с утра и съездим…
- Bien sûr, père,** Bonaparte*** не ожидал, что генерал Беннигсен остановит его под Эйлау…
- Да что вы говорите, maman, princesse Anastasie****? Отличная партия!
- Ах, Natalie, если бы только dentelle de Valenciennes***** пострадали в этой кампании…
- Ананас? Конечно, Левка, разве я мог забыть привезти ананас?..
Я не мог этого выносить. Мой мозг цеплялся за всякую ерунду: ананас! Терпеть не могу все, что начинается на «ана»! Я знал, что не буду этого есть!
Библиотека милосердно спрятала меня от радостных возгласов. Я бездумно раскрыл первую попавшуюся книгу. Что-то о животных. Проклятье: анаконда! На рисунке гигантская змея душила своими кольцами обезьяну. Брр!! Вот так и меня душила одна только мысль - Anastasie …
Дни летели, уехал Аркадий, растревожив отца новостями с войны в Европе. Роковая среда приближалась. И в моей душе все выше поднимала голову злоба на княжну, которая пришла и разрушила мою жизнь.
Понедельник.
Вторник.
Среда. Она все-таки пришла. Я ненавидел каждую секунду наступившей среды: отвратительный завтрак, отвратительное фехтование, отвратительные упражнения Natalie на фортепиано, отвратительная забота матушки, отвратительный …. Наконец, я не выдержал напряжения и сорвался в Орловку.
Владимир был поражен силой моего отвращения…. ко всему: - Прости, но я не понимаю, от чего ты так бесишься?
- Не знаю! Не знаю. Не знаю! Ничего не хочу! – мерил я шагами комнату Владимира. Семь шагов. Стена. Поворот. Семь шагов. Снова стена!
- Ты не хочешь знакомиться с княжной Анастасией?
- Да!!! – удивительно, как волны моей ярости не сокрушили все вокруг.
- Это всего лишь знакомство.
- Понимаешь, пока я с ней не знаком, ее нет в моей жизни. Ее нет. Нет! Нет!!!
- А познакомившись, ты впустишь ее в свою жизнь?
- Я не впущу! Она войдет сама! А мне ее не надо. Я ее не жду. Она мне мешает! Она мне не нужна!!!
- Петр! – поразился Владимир. – Ты ненавидишь ее! Да ты ее ни разу не видел! Ты ее ненавидишь просто за то, что она есть?
Я молчал.
- Это несправедливо по отношению к ней.
Я бросился вон. Бешеная скачка…. Луч огня из ваших глаз… Красная пелена ярости перед глазами.
Я выкрикнул свою ненависть в небеса, упал с коня в придорожную траву и долго бездумно лежал в изнеможении.
Сухая ветка колола меня обломком в щеку, словно пыталась спихнуть. Я перевернулся на спину. Неспешно, лениво изменяясь, текли на север облака. Им незачем торопиться: впереди у них вечность…. А у меня…. Я прислушался к Медальону за пазухой, он тихо лежал на груди, не холодный и не теплый, не друг и не враг, не вмешивался в такую человеческую нелепицу как ненависть…. Она – ничто с точки зрения Вечности…. Повелитель Времени, горько усмехнулся я. Надо было возвращаться домой. И в жизнь. И встретить неприятности лицом к лицу.
______________ вакации* (устар.) - каникулы Bien sûr, père,**(фр.) – конечно, отец Bonaparte***(фр.) – Бонапарт princesse Anastasiе****(фр.) - княжна Анастасия dentelle de Valenciennes*****(фр.) – кружева валансьен
*** Особняк Головниных был похож на музыкальную шкатулку: открылась дверь – из глубины вырвались свет и музыка, закрылась – упали сумрак и тишина.
Ах, если бы все двери и окна в доме сейчас захлопнулись и больше никогда не открылись!
Все, Петр, довольно, придушил я в себе воинствующего мизантропа и вслед за родными вошел в дом.
Прихожая. Ловкие руки лакеев. Старшие Головнины радушно встречают нас на пороге гостиной: - Михаил Петрович, добро пожаловать! Сердечно рады!
- Татьяна Александровна, княгинюшка, все молодеете!
- Natalie, красавица…
- Здравствуйте, Петр Михайлович.
Большая зала полна гостей. С высокого потолка льется свет, музыканты подстраивают инструменты, благопристойно журчат голоса…
Мы с отцом переходим от гостя к гостю, здороваемся, улыбаемся, прислушиваемся к разговорам, отец о чем-то шутит с приятелями…
Некрасивое лицо князя улыбается мне, теплая рука пожимает мою руку, бровь удивленно выгибается: у меня, оказывается, ледяные руки. Он поворачивается к красивой даме, стоящей подле него: - Князь, позвольте представить Вам….
- Очень рад, княгиня… - отец приложился к ручке дамы, а я изо всех сил игнорировал барышню рядом с ней.
Наконец, меня представили, я в свою очередь поцеловал теплую ароматную перчатку и, собрав в кулак всю свою волю, повернулся к девице.
Это была одна из барышень-двойняшек Головниных! Облегчение обрушилось на меня, и я так радостно улыбнулся ей, что она залилась румянцем, поспешно присела и отвела глаза.
Извинившись, я отошел в сторону и стал выглядывать Владимира, стараясь не смотреть на дам: боялся среди знакомых лиц увидеть незнакомое – княжны. Кузена долго искать не пришлось. И конечно, он был в центре внимания. Он заулыбался и призывно взмахнул рукой, я бросился к нему, как к спасительному берегу.
Девушка в голубом платье обернулась и медленно подняла на меня глаза.
Ох, напрасно я сегодня клял небеса: вот она, кара Господня!
Серьезными синими (нет, зелеными; нет, синими; Боже, какая разница!) глазами смотрела на меня княжна Анастасия. Они внезапно притянули меня: в их прозрачной сине-зеленой глубине плескалась тревога.
Аромат духов коснулся меня, где-то на краю сознания слышались обрывки музыки. Владимир приглашал кого-то на полонез…. Кто-то из молодых людей заговорил о последнем бале в Петербурге….
Но мне было не до пустяков: я смотрел в глаза княжны Анастасии. Похоже, я вел себя неприлично: еще не успел оторваться от ее глаз, а щеки Анастасии начали розоветь, она опустила ресницы и спрятала взгляд, почему-то причинив мне этим физическую боль. Мое настойчивое внимание было недопустимо, его нельзя было списать на бальные вольности.
Как во сне, я учтиво – надеюсь! – поклонился, отвернулся и пригласил на полонез Natalie.
Исполнив обязательную формальность – полонез, - я отошел к окну. Густая ночная темнота превратила его в зеркало, казалось, что существует еще одна гостиная, превращенная в бальную залу, и в ней сейчас, весело прискакивая и стуча каблуками, царит полька.
Голубое платье то появлялось, то исчезало в черноте окна. Странно, но меня это не устраивало: когда оно исчезало, хотелось заглянуть за край «зеркала».
Я надел на лицо маску скуки, повернулся и стал глядеть на танцующих. Краем глаза я не отпускал голубое платье, но прямо не смотрел: девице, которая намеревалась разрушить мою жизнь, ни к чему было гордиться моим вниманием.
Вальс сменился полькой, полька – венгеркой…. Вот голубая фигурка грациозно движется в pas d`Espagne и pas de quatre*…. Недостатка в партнерах княжна явно не испытывала.
Наконец, веселая, с легким румянцем на щеках, порхнула она к матери, села подле нее, взяла с подноса предложенный лимонад. На меня она ни разу не взглянула, поэтому я позволил себе наблюдать за нею, чтобы составить о ней свое мнение.
Двигалась Анастасия естественно, легко и красиво. Вот она склонилась к матери, слушая что-то, быстро взглянула на нее, засмеялась, отрицательно качнула головой. Неожиданно она сняла длинные перчатки и заправила в прическу выбившиеся льняные волосы, очень женственным движением пробежала пальцами по золотисто блестящим в свете локонам, проверяя, все ли в порядке. Я вдруг увидел, как от движения ее рук четко обрисовалась под платьем небольшая грудь, бросилась в глаза ее стройная шея, тонкий стан, худенькие ключицы ….
Снова вспомнился ее притягивающий взгляд, аромат духов; я судорожно вздохнул: княжна была не дурнушкой.
Долго сидеть ей не дали: Владимир пересек залу, поклонился дамам, сказал что-то приятное – обе заулыбались, - княжна подала ему руку, и он повел ее в первой кадрили. Кузен вел свою партнершу в танце весело и бережно. Временами он наклонялся к ней и что-то говорил, она улыбалась и отвечала; я со странным чувством зависти наблюдал, как его рука смело ложится на ее талию, перехватывает ее пальчики…. Мои глаза оторвались от смелых рук Владимира, и наткнулись на его укоризненный взгляд. Я с показным равнодушием отвел глаза: даже лучшему другу не надо знать, что сейчас со мной происходит.
А что со мной происходит? Во-первых, я хотел быть на месте Владимира. Во-вторых,… Не знаю, что «во-вторых», потому что очень мешает «во-первых»! Я представил, что ее рука лежит на моем рукаве, а моя рука – на ее талии, и ладони обожгло, точно сунул их в кипяток. А мгновение спустя этот жар плеснул мне в лицо, и я поспешил выскользнуть через стеклянную дверь в темную прохладу террасы.
Она напоминала зимний сад: все цветы, обычно толпившиеся в гостиной Головниных, были вынесены сюда, чтобы освободить место для танцев. Вскоре терраса наполнится гостями, захотевшими отдохнуть, а сейчас прохладный полумрак напоен только легким горьковатым запахом черемухи с неприятной ноткой бузины – их свежесрезанные ветки расставлены вдоль перил для отпугивания комаров.
На дорожку и близкие кусты падали из окон желтоватые отблески, а дальше все тонуло во мгле. За углом слышались голоса: кучера и лакеи, напившись чаю, дожидались хозяев, негромко переговариваясь, пересмеиваясь и звонко шлепая комаров.
Я облокотился на перила, слушал, как жар покидает щеки. Запоздало начало колотиться сердце, а мысли явно требовали «твердой руки», метались в голове, как стадо перепуганных гусей.
Тихо, тихо, глупое сердце, дай привести в порядок бестолковые мысли!
Теперь думай, голова, почему мне так неспокойно!
Я убедил себя, что княжна – чудовище, но она оказалась, скажем так,.. милой. Я привык думать, что она стремится вторгнуться в мою жизнь и разрушить ее, но, похоже, княжну это совсем не интересует.
Неприятно признаться даже себе, но эта мысль царапнула меня. Вспомнились руки Владимира на тонкой талии – мне тоже захотелось прикоснуться к ней, и чтобы она подняла на меня свои глаза цвета моря, но я тут же одернул себя, это было совсем ни к чему!
Тут стеклянная дверь распахнулась, выплеснула звуки третьей кадрили и закрылась, оставив на террасе тонкие фигурки.
- Весело! – выдохнула одна голосом Натали.
- Жарко, - отозвалась другая незнакомым мягким низким голосом.
- Ой, Петр! – пискнула третья голосом Полины. – Как ты меня напугал!
- Прошу прощения! – галантно ответил я легким голосом и подошел к барышням. Княжна помогла мне в этом: она опустила глаза и не поднимала их. – Милая Pauline, позволь еще раз поздравить тебя с днем рождения, - я склонился к ее руке.
- Спасибо, спасибо! – весело отозвалась Полина. – Ты уже знаком с княжной Anastasie?
- Имел честь быть представленным.
- Помоги нам, Петя. Мы с Наташей уговариваем Анастасию еще погостить у нас, а она не соглашается, - пожаловалась Полина. – Она собралась завтра с родителями в Петербург.
Завтра. Почему меня это так задело? Потому что теперь мне хотелось лучше узнать ее: познакомиться с Анастасией, которой я тоже не нужен. Но которая по-прежнему должна была стать частью моей жизни. Это желание было неожиданным и сильным. Мне страстно захотелось, нет, не дотронуться до нее, а говорить с нею, узнать ее мысли, ее характер. Как там говорил Альбус Поттер? Узнать, насколько девушка мне созвучна.
- Пожалуйста, княжна, останьтесь, - вежливо проговорил я, но сквозь учтивость прорвалась капля моего жгучего желания. Анастасию, видимо, обожгла эта капля: ее ресницы метнулись вверх, но вовремя остановились где-то в районе моего подбородка и снова опустились.
Зато я получил возможность открыто смотреть на ее лицо. От длинных ресниц на щеках лежали полукругами тени; на лоб снова выбилась светлая прядка, - вот бы ее поправить! - что за глупая мысль; нижняя губа полновата, но не портит лицо, а добавляет ему очарования вместе с румянцем, медленно выступающим на щеки.
Княжна чуть прикусила краешек нижней губки, мне показалось, что она постаралась прикусить улыбку, и ответила: - Еще ничего не решено, - в грудном голосе слышалась приятная музыкальность, но, может быть, я становился необъективным и слышал то, чего нет.
Смятение чувств продолжалось: мне так захотелось остаться рядом, что надо было немедленно уйти.
- Mademoiselle Pauline, не откажите мне в удовольствии танцевать с Вами мазурку!
- Мазурку? – изумилась подруга детства. – Ты с ума сошел, Петя, идет четвертая кадриль. Конечно, мы уже приглашены на мазурку! – и кокетливо добавила, - Вы можете подойти ко мне на котильон. Возможно, именно Вас я и выберу.
Я шутливо-сокрушенно развел руками и поклонился. А в Полине проснулся сорванец, и она застрочила: - Я так тебя ждала, Петя! А ты все не ехал и не ехал! Я Насте все уши прожужжала, как у нас бывает весело, когда ты приезжаешь!
- Представляю, что ты обо мне наговорила, - попенял я.
- Только хорошее, - ответил на мое скрытое опасение мягкий голос княжны.
- Обещай, что приедешь к нам завтра! – потребовала Полина.
- Непременно, - я поклонился барышням, свирепо взглянул в смеющиеся глаза Натали и открыл стеклянную дверь.
____________ pas d`Espagne и pas de quatre*(фр.) – падеспань и па-де-катр, русские бальные танцы.
Отправлено: 05.03.14 19:13. Заголовок: *** Владимир был бе..
*** Владимир был безумно занят, до обеда он так и не подошел ко мне. Но садясь за стол, я встретился с ним взглядом. Он все-таки волновался за меня, мой лучший друг. Как ты? вопрошали его глаза. Как тушка лебедя, ощипанная и запеченная, сейчас резать будут, мысленно ответил я ему.
Княжна сидела напротив справа, не далеко от меня, но гул голосов не позволял слышать, что отвечала она своему пожилому соседу. Я видел только, как она поворачивала к нему светлую головку и поднимала глаза. Теперь я мог рассмотреть, почему ее взгляд был таким притягательным: у нее был необычный разрез глаз - нижняя часть прямая и чуть приподнятая к вискам, и когда княжна поднимала взгляд, открывались две арки, наполненные сине-зеленым сиянием.
Это было очень необычно и красиво, и в сочетании с полной нижней губкой делало ее похожей … на белочку. Я засмеялся в тарелку и вспомнил Левку. А где же знаменитые уши? Как я их проглядел? Никаких ушей – только локоны, локоны, локоны хитрой прически.
Я поймал себя на том, что испытываю любопытство, очень напоминающее доброе чувство к княжне. Это было ново и неожиданно приятно.
Посмотри на меня, посмотри, мысленно просил я. Зачем мне это было надо? Откуда я знаю, зачем. Но отвечая в очередной раз соседу, Анастасия споткнулась о мой взгляд, на миг замерла, затем ее глаза воспитанно мне улыбнулись, она спокойно отвернулась и положила в рот кусочек овощей. В ее глазах уже не было тревоги, в них вообще больше ничего не относилось ко мне. Похоже, я не произвел на нее впечатления. Похоже, она не связывала себя со мной. Похоже, она не знала, что нас собираются поженить. Она могла этого и не знать. Пока. Тогда с чем связана ее тревога, так поразившая меня в первую минуту? Боже, я свихнусь от вопросов, на которые нет ответа!
***
После обеда был котильон. Полина с веселым недоумением стрельнула в меня глазами, когда я не подошел к ней, но ничуть не огорчилась, а весело передала розу неудачнику-кузену и приняла приглашение его приятеля.
Княжна и Натали порхнули к Владимиру, и он, конечно же, выбрал Анастасию. Веселый котильон длился и длился, пары сменялись и сменялись, Анастасия танцевала и танцевала. Она опять не обращала на меня внимания. А меня начали раздражать ее бесконечные партнеры, которые бесцеремонно кружили ее за талию, говорили комплименты, возможно, жали в танце ручку – знаю я этого Владимира! И это в то время как я, единственный, кому до нее действительно было дело, стоял в стороне, сжигаемый огнем поединка, в котором симпатия билась с предубеждением.
Все эти танцы и улыбки, этот румянец и равнодушие ко мне стали невыносимы. Я отошел в библиотеку, где мужчины курили и обсуждали причины успеха Napoléon Bonaparte, который так ловко и своевременно пришел к власти, воспользовавшись тем, что бедняжка Франция находилась в состоянии войны сразу с Австрией и Великобританией. Правда, теперь Франция из «бедняжки» превратилась во врага, особенно после Аустерлица. Всех тревожил успех французов в австрийской и прусской кампаниях. Было только одно светлое пятно на темном фоне войны: - Не ожидал, не ожидал Bonaparte, что генерал Беннигсен устоит.
- Да, первый раз французик споткнулся.
- Устояли, но какой ценой! Героически! Просто героически!
- Мой приятель Давыдов писал мне, как это было, - пылко вступил в разговор молодой поручик и прочитал на память, - «Черт знает, какие тучи ядер пролетали, гудели, сыпались, прыгали вокруг меня, рыли по всем направлениям сомкнутые громады войск наших и какие тучи гранат лопались над головою моею и под ногами моими!»
Все помолчали, представив эту апокалипсическую картину.
- Нда…. Война….
- Говорят, что маршал Ней вскричал после битвы: «Что за бойня, и без всякой пользы!»
- Конечно, французам без пользы.
- А нам-то какая польза? - вдруг высказался сосед-помещик. – Только что престиж.
- Что ж Вы так, батенька мой, - поморщился отец. – Патриоту России должно гордиться ее военными успехами.
- Да где же успехи? – не сдавался сосед. – Француз со дня на день Данциг займет!
В другое время я бы ни за что не оставил такой разговор, но сегодня он меня интересовал мало. Я снова вышел к танцующим. Матушка призывно махнула мне веером, отвела в сторонку и спросила: - Не скучаешь, Петруша?
Я знал, куда она клонит.
- Познакомился с княжной? – я кивнул, провожая глазами голубое платье. – Понравилась она тебе?
- Понравилась, – я проводил обрадованную и успокоенную матушку к креслам, усадил, подал лимонаду и поспешно ретировался в соседнюю комнату, где уже приготовили сцену для «пантомим».
Веселой толпой с террасы, из библиотеки, из танцевальной залы повалили сюда зрители. Я сел так, чтобы видеть Анастасию. Она сидела в первом ряду, я видел ее профиль и лавину кудрей, спустившуюся до плеч.
На удивление, пантомимы развлекли меня. Они показывали разные проделки нашей новорожденной. Как известно, Полина росла озорницей, поэтому пантомимы были превеселые. Звонче всех смеялась сама героиня. Одна из картин заставила меня замереть в смущении: она изображала, как мальчик с девочкой катались в лодке, и мальчик упал за борт.
- Это мы с Петей, мы с Петей! – хохотала Полина. – Он хотел кувшинку сорвать и вывалился из лодки!
Зрители смеялись, я тоже – куда деваться! Мне показалось, что княжна хотела посмотреть на меня, она уже начала оборачиваться, но потом передумала, и только ямочка на щеке показала, что она улыбается.
*** Почему-то именно эта ямочка вспоминалась мне дома.
Я лежал на диване в библиотеке. Внезапно Медальон привлек мое внимание: я его ощутил. Но не так, как кусочек железа, не как, как грозное оружие, а как котенка, который укладывается и укладывается за пазухой и никак не может удобно устроиться. Этот было неспроста, но я не успел обеспокоиться, как ощущение пропало. Я снова был один на один со смятением чувств и мыслей.
Княжна Анастасия оказалась милой барышней, и с этим надо было что-то делать.
Я вспоминал удивительные глаза, низкий бархатный голос, тени от ресниц…. Княжна мне нравилась!
Но какой-то внутренний осел упрямо бил копытом в мое сознание: не имеет значения, что девушка оказалась красивой! Иной раз за внешней красотой прячется такое!..
Елизавета Кастильская, например, была изумительной красавицей. Но это не помешало ей отправить тысячи людей на костер. Конечно, отправляла не она лично. Лично она улыбалась Фердинанду Арагонскому и покровительствовала Христофору Колумбу. Но Томас Торквемада - первый великий инквизитор – ее рук дело.
А венгерка Эржбет Батори! Вот уж Дракула в юбке! Я вспомнил красивое надменное лицо графини, которое видел на портрете, и снова поежился от ледяного беспощадного взгляда.
Думаю, княжна Анастасия не повинна ни в чьей смерти, но должно же и в ней быть что-то неправильное, плохое, что она прячет от всех. Я должен узнать об этом «плохом», ведь она претендует на мою жизнь. Пока не претендует, одернул я себя. Тут вспомнилась ямочка на розовой щеке. Претендует, горестно-радостно подумал я, встал и подошел к зеркалу. Оттуда на меня смотрел глупец, который решил с утра найти изъян в понравившейся ему барышне…
Отправлено: 05.03.14 19:29. Заголовок: *** Ближе к полудню ..
*** Ближе к полудню следующего дня я крался за Анастасией по саду Головниных. Мое чувство юмора умирало от смеха, когда представляло, как это выглядит со стороны. Но мне нельзя было отступать!
Около получаса княжна в одиночестве провела у пруда, сначала подкармливала лебедей, потом просто сидела на скамье, сложив руки на коленях, и смотрела на воду и рощу за прудом. А я прятался за толстенным дубом и тщился представить, какие мысли бродили в светлой головке, отчего ее лицо то расцветало легкой улыбкой, то становилось растерянным и беззащитным.
Теперь она медленно шла по аллее по направлению к дому, видимо, ее прогулка подходила к концу. Рука Анастасии скользила по низко подстриженным кустикам спиреи, а глаза перебегали с одной цветущей сирени на другую. Похоже, она просто бездумно наслаждалась нежарким солнцем. Я, как призрак, осторожно скользил за сиреневыми кустами, между колкими стволами подрастающих сосенок.
Вдруг Анастасия повернулась и шагнула в мою сторону. У меня оборвалось сердце: она все-таки услышала тихое шуршание травы под моими ногами! Хорош я буду, когда она спросит меня, что я тут делаю! Но девушка остановилась, помедлила и опять пошла к дому. Я перевел дыхание. Анастасия сделала два шага, передумала и все-таки решительно направилась ко мне. Я растерялся и даже не пытался скрыться. Княжна подошла к кусту, за которым я так безнадежно спрятался, наклонилась, оторвала от подола узкую ленту, привязала ее на ветку, что-то ей пошептала и быстрыми шагами направилась дальше.
Что это было? Зачем она оставила ленту? Мне? Я дождался, когда желтое платье скроется за поворотом аллеи и подошел к маленькому светлому банту. Нет, эта лента была не для меня. Ею была перевязана сломанная сиреневая веточка. Я долго смотрел на нее. Княжна была добра. Только это узнал я в результате своего смешного преследования.
Оживленные голоса и взрывы смеха я услышал издалека. По-другому и быть не могло в обществе Владимира. Все пили дневной чай на террасе.
- Петя! – радостно закричала Полина, скатилась ко мне с крыльца и потащила за руку к обществу.
Все семейство Головниных радостно приветствовало меня, наливало чай, удобно усаживало, справлялось о здоровье матушки…. И княжна, здороваясь, со светлой домашней улыбкой наклонила голову.
После чая было решено отправиться на дальние пруды кататься на лодках. Для дам подали коляску, а мы с Владимиром отправились верхом.
- Где ты был? – тихо просил он, когда процессия с шумом и смехом тронулась с места.
- Нигде, - сердито ответил я. – Не спрашивай!
- А мне вчера показалось, что она тебе понравилась, - протянул Владимир. Но я не попался на крючок. Кузен усмехнулся, догнал коляску и пристроился со стороны княжны.
- Что вы говорите? – донесся до меня его веселый голос. – Конечно, надо чтобы кто-то присмотрел за Петром. Вдруг он опять упадет в воду.
Вот черт! Но выказывать недовольство было глупо, поэтому я просто ехал сзади и рассматривал Анастасию. Солнечные лучи скакали по ее желтому платью, по светлым волосам и заставляли их сиять. Вдруг ветерок взметнул вверх золотые локоны и на мгновение показал мне ушко Анастасии. Оно и вправду было необыкновенным: красивая длинно-округлая аккуратная раковина, будто княжну в детстве часто тянули вверх, как тянут детишек в день рождения, шутливо считая годы и приговаривая «расти большой».
Все-таки каким необычным был облик этой девушки! Она не походила ни на красавицу-мать, ни на князя. Она была красива какой-то нездешней красотой.
Конечно, мне не повезло, и с княжной в лодке оказался Владимир, хотя мне очень хотелось, чтобы именно она «присмотрела» за мной. Мне составляли компанию барышни-двойняшки Головнины, которые потеряли надежду привлечь мое внимание и щебетали о чем-то между собой. Меня это вполне устраивало, я мог прислушиваться к веселью во второй лодке. Оттуда то и дело доносился звонкий смех Полины и жизнерадостное ржание Владимира. Потом барышни запели. Два голоса, низкий и высокий, красиво переплетались и оттеняли друг друга: Гей-да ты, дубравушка, Не буди добра молодца, Дай ты ему выспаться Да ой-да досыта....
Лебеди свое дело знали, целое стадо белых и пара черных птиц подплыли к нам. Мы бросали в воду хлеб, они роняли вниз клювы и снова поднимали головы, глядя на нас горделиво и снисходительно. Удивительно, княжна кормила черного лебедя из руки. Полина повизгивала от желания сделать так же, но не решалась.
Берега пруда заросли ивой, высокими травами, по колено в воду забрел тростник. Только на лодке можно было добраться до зеленой поляны, где привольно раскинулись роскошные водяные лилии и высунули поросячьи носы кувшинки. Весло вязло в переплетениях подводных стеблей, и я не рискнул забираться в глубину цветов. Мои vis-à-vis* с детским восторгом принялись таскать из воды белые лилии, с трудом отрывая жгуты стеблей. Я не мешал барышням веселиться, только приговаривал: «Осторожнее, не упадите!», да удерживал в равновесии лодку. Наконец, мои дамы утомились, решили, что уже достаточно накатались, и запросились на берег. Я не возражал.
Вслед за нами к берегу потянулась и лодка Владимира. Когда она ткнулась носом в берег, я лишил его возможности помочь княжне выйти и первым подал ей руку. Узкая ладошка тепло легла в мою руку, это было чудесное ощущение, и я утонул в нем. Мерзкий осел, которого все называют внутренним голосом, тут же громко посоветовал мне не сопротивляться родительской воле и купаться в блаженстве до конца дней.
Я одернул себя и попенял Владимиру:
- А где цветы княжны? Ты ленился?
- Я бросил бы к ногам княжны все цветы мира, но ей не нужно. Она хочет, чтобы они цвели там, где цветут, - сокрушенно ответил тот.
Княжна порозовела, но весело покачала головой, разгадав его флирт. Мне понравилось, что она не стала жеманничать и отпираться. Она была скромна.
Благодаря прогулке аппетит у всех был хорошим, как и настроение. После обеда барышни Головнины с Владимиром устроили на террасе игру в фанты. Я отказался играть, сел в кресло-качалку и принялся с улыбкой наблюдать за всеми, то есть за княжной. Она тоже не играла, сидела в тени от березы с пяльцами в руках, но не вышивала, а смотрела на играющих.
- Что этому фанту надлежит делать?
- Этому фанту…. рассказать глупый стих!
Одна из барышень - двойняшек, которой выпал фант, задумалась: - На память глупости не запоминаю…. Но, погодите, недавно встретилось одно, - она принесла из библиотеки книгу, нашла нужную страницу и прочитала: Пугаясь мороза, теряясь в снегу, Растет твоя роза в холодном саду. В краю, где метели наносят снега, Её не лелеет людская рука. Она расцветает, хоть солнца лучи В том северном крае не так горячи. И будто слезинки обиды в глазах, Застыли росинки в её лепестках. А ты всё тоскуешь среди красоты, И вместе горюют красавцы-цветы. Напрасные грёзы забыв, не ропщи, Ту бедную розу в снегу отыщи. Сорви её нежно и к сердцу прижми - Былые надежды она оживит. И хоть её листья холодны, как лед, Она не увянет, а лишь расцветет. И станет живее улыбка цветка - Теплее, чем солнце на небе, рука… Скрытый текст
Автор Ольга Волкова
Раздались смешки и аплодисменты, а княжна наморщила лоб и спросила: - А в чем глупость?
- Как же ты не поняла, Anastasie? Не могут зимой в саду цвести розы?
- Мне кажется, тут речь не о цветке. Роза – это аллегория.
- А о чем же?
- О душе и о любви, - княжна задумчиво смотрела на кузину.
- Ах, Anastasie, как ты утомительна со своими спорами, – отмахнулась та и закричала, - теперь моя очередь: что этому фанту делать?
Княжна промолчала, лишь качнула головой каким-то своим мыслям, потом перевела взгляд на меня, увидела, что я смотрю на нее и спросила: - А Вы, князь, что думаете об этом?
- Я думаю, что Вы правы, Анастасия Андреевна, тут не все лежит на поверхности.
Сине-голубые озера засияли и с симпатией посмотрели на меня. Я больше не мог противиться обаянию княжны и с нескрываемым удовольствием глядел на нее. Она была умна и деликатна.
Мы засиделись у соседей допоздна, пора было и честь знать. На обратном пути Владимир из кожи вон лез, чтобы меня разговорить, но я отмалчивался, чтобы не расплескать впечатления дня.
Дома я постарался избежать встречи с родными, лишь быстро пожелал «спокойной ночи» матушке и ушел к себе. Наконец, я мог вспомнить весь день, понять свои мысли и чувства.
Княжна Анастасия встала перед моим мысленным взором: вот она кормит лебедей, тонкая фигурка наклоняется над бортом, и я запоздало пугаюсь, что лодка могла перевернуться, ведь этот Владимир нисколько не следил за ее устойчивостью.
Вот Анастасия подает мне руку, и – тут мое сердце пропустило удар - я снова ощущаю ее тонкую теплую ладошку, мне не хочется отпускать ее…. Она совсем рядом, я слышу, как ее волосы пахнут ромашкой…. Вижу, как ветерок играет кружевными оборками на ее груди…. Ее закушенная полная губка налита вишневым соком, такая спелая. Она притягивает взгляд, я представляю, как обвожу кончиком пальца ее контур, а она теплая, мягкая, зовущая…. Она будит во мне желание…. Я задыхаюсь и пытаюсь унять сердце.
Вот щеки княжны розовеют от слов Владимира – и меня охватывает гнев, как он смеет делать ей комплименты, флиртовать, оказывать знаки внимания, как он смеет так смотреть на нее! Боже, кажется, я ревную…
В смятении поднимаю я глаза на мольберт. Боюсь увидеть в родных серых глазах моей половинки осуждение, но они сияют. Ты влюблен, говорят они, ты счастлив - значит, и я счастлива тоже.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 10
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
С Весной Вас! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума