Михаил Ефремов и Никита Высоцкий. И сыновья уходят в бой.
Автор: Дмитрий Быков
"Rolling Stone", №56
Актеры Михаил Ефремов и Никита Высоцкий рассказали RS историю своей дружбы, в которой смешались Ганс Христиан Андерсен, подвиги Геракла, Государственная Дума и размышления о судьбе мажоров на территории СССР
«Вы видите, как настроен маленький Миша? - Никита Высоцкий косится на громко смеющегося Михаила Ефремова, который коротает время в обществе стакана виски и актера Артура Смольянинова. - Так что не принимайте особо всерьез то, что он вам скажет». Поднявшись и запахивая пальто, Никита Владимирович с озабоченным выражением лица обращается к Артуру: «Я уезжаю. Ключи я Мишкины забрал, так что ты его довези, пожалуйста. А с вами, Дима, мы завтра по телефону лучше поговорим». Ефремов меж тем лукаво поглядывает на нас, прихлебывая из стакана.
«Вы знаете, в чем его проблема? - говорит мне Ефремов после ухода Высоцкого. - Проблема в том, что он большой и глупый, а я маленький и умный. Проблема в том, что Никита борется с ветряными мельницами, а я хочу быть губернатором острова. Ха-ха!».
«Десятка», футбол и клинический реализм
Высоцкий: «Он не очень хорошо помнит тот момент, когда мы познакомились. Но это ему не мешает, он ведь сам додумывает жизнь. Когда мы впервые увиделись на спектакле «Синяя птица», мы были маленькие, так что никакой близости не возникло».
Ефремов: «Я не помню, мы, кажется, в детском саду встретились. Я ходил на пятидневку в детский сад Литфонда. Там директором была Галина Борисовна. О, она курила «Беломор»! У нее везде был «Беломор». Вот там мы и познакомились. А может, это не Никита был, а Аркадий. Я их путал в детстве».
Высоцкий: «Я поступил в Школу-студию МХАТ на год позже него. Он водил «десятку», в которой был я. Он встретил кого-то из студентов и на всю лестницу заорал: «В нашем полку прибыло!» Имея в виду, что он ведет такого же актерского ребенка, как и он сам. Беззлобно так».
Ефремов: «Мы близко познакомились, когда я был на втором курсе. У Никиты своя, может, история. Не помню, наверное, водил его в «десятке». Это когда тебе дают десять человек абитуры, и ты их водишь по аудиториям, с педагогами знакомишь. Вот я его «десятку» водил, одну домой тогда привел. Ну, неважно. Я ведь сам мажор. Вернее, форс-мажор - у меня же еще дед Покровский, оперный певец».
Высоцкий: «Потом он ушел в армию. Я проучился уже два года, когда он пришел. Он восстановился на второй курс, а я, соответственно, был уже на третьем».
Ефремов: «Два года я служил в армии. А Никита тем временем учился у моего отца и у моей матери: они были руководителями его курса. Мои родственники практически вырастили его! У него была однокурсница Наташка Негода. Моя первая любовь, настоящая. (Резко поворачивается к хохочущему Смольянинову:) Иди в жопу! (Напевает:) Полгода Наташа Негода...».
Высоцкий: «Я бы не сказал, что мы были тогда близкими друзьями. Но вообще, в институте все друг другу симпатизируют, капустники всякие устраивают».
Ефремов: «Ну, мы там дружили, выпивали, за футбол болели. Не с одним Никитой, а с курсом. Вообще, у них курс был замечательный. Андрей Васильевич Мягков и мама моя подумали: давайте наберем не талантов, а личностей. И набрали личностей. Эти личности делали капустники, на которых смеялись только два человека: Игорь Золотовицкий и я. Потому что другие не догоняли. Они были отцы клинического реализма».
Высоцкий: «У Мишки на курсе была замечательная компания, они свой театр хотели сделать. Совершенно неожиданно они поставили спектакль по Юрию Олеше и предложили сыграть в нем мне. А я уже к тому времени был выпускник. Я порепетировал, порепетировал - и ушел в армию».
Ефремов: «Мы в 86‑м году сделали спектакль «Пощечина» по роману Юрия Карловича Олеши «Зависть». Мы хотели с Никитой его сделать, а его в армию загребли».
Высоцкий: «Через два месяца после того, как я ушел в армию, у меня родился сын. Жена бежала с большим животом за автобусом, как в плохом кино. Меня на его рождение не отпустили, хотя я был хорошим солдатом. Отпустили на побывку месяцев через восемь. Миша меня тут же разыскал. Показал спектакль, который они сделали, пока я служил. Я был в восторге. Он, оказывается, здесь без меня меня женил и договорился, что я тоже буду в этой группе актеров - в театре «Современник-2». Он сказал, что я работаю вместе с ними, так что мне можно спокойно дослуживать. Я увидел здесь ребенка, жену свою, и главное, понял, как мне здесь хорошо и интересно. Я стал нажимать на все педали, какие у меня были. Через полгода эти педали сработали: моя бабушка поговорила с Зельдиным, и меня через Главное политическое управление перевели дослуживать последние полгода в Театре Советской армии».
Ефремов: «Никита тогда служил в городе Мукачево на Западной Украине. Потом Министерство обороны разобралось, что все-таки не хрен собачий служит у них в городе Мукачево и картошку чистит, а сын великого актера и голоса страны. Души общества и совести нации. Как угодно назови, только в печку не плюй. (Смеется.) Нас Галина Борисовна Волчек взяла с этой «Пощечиной» к себе в «Современник». А Никита к тому времени уже вернулся, он же суперблат. Тогда как раз поняли, что Высоцкий - это не чай израильский, а русский певец. И, значит, его обратно, в Театр Советской армии. Они там носили декорации, играли в массовках. В чем класс-то был: утром декорации ставили, а вечером - домой. Я бы всех студентов заставлял такую службу проходить».
Бабаи, эзотерика и Ганс Христиан Андерсен
Высоцкий: «Я не знаю, как это объяснить, поймет ли ваш читатель. Вы сами хотя бы поймите. Когда я ушел в армию, на мне было две картины, в которых я недоснялся. Меня брали в «Современник» - и вдруг я в армии. Возвращаюсь - и Миша мне сразу две главные роли дает. Ввел меня в «Пощечину», хотя мою роль там уже играл актер, и это было не нужно. Это он мне в подарок сделал, вероятно. Он на самом деле очень сердечный и добрый парень. И в «Седьмой подвиг Геракла» тоже взял меня. У меня сразу две главные роли были. Он меня, конечно, этим поразил на всю оставшуюся жизнь. И я ему до сих пор должен. И он, кстати, так и считает: «Да, ты мне должен, старик, ну а как ты хотел?».
Ефремов: «Мой однокурсник Рома Мхеидзе поставил «Седьмой подвиг Геракла». Мы решили, что главную роль должен играть Никита. Спектаклей через 5-10 все поняли, что это большая политическая комедия. Круто-круто было, у нас менты стояли у входа. И Никита тогда заиграл как нужно. Он осознал, что он просто большой тугодум, - ну и играл такого».
Высоцкий: «В «Современнике-2» был хит, после которого мы ходили как рок-звезды: «Седьмой подвиг Геракла». Миша считал, что я Геракла плохо играю, хотя всем нравилось. Вы вообще обратили внимание? Он считает себя гораздо старше меня, умнее. Он учитель. Отчитывает меня постоянно».
Ефремов: «Мы с ним Пат и Паташон. Большой и маленький. Мы называем друг друга бабаями. Непонятно, отчего это возникло, но как-то так повелось. Действительно, Никита выше меня. Но когда он выходит на сцену, у него дрожат ляжки. Ему же гораздо тяжелей. А я гораздо круче».
Высоцкий: «История такая. Однажды он репетировал спектакль, был на просушке несколько месяцев. А меня что-то повело. Я, соответственно, на репетициях не появлялся. Он пришел в то место, где я находился, а я там был в состоянии «не очень». И отдыхал. Это сейчас Миша такой дородный добрый молодец. А тогда он был - нет, не тщедушный, но я всегда был крупнее его. Он обматерил всех: «Что вы наделали!» Очевидцы говорят, что не могли меня все вместе сдвинуть. Миша же меня сгреб в охапку и потащил. Все стали говорить: маленький Миша потащил большого Никиту. Потом нас бабаями стали называть. Бабай - это уважаемый человек. Я был большой бабай, а Миша - маленький бабай. Он же всегда был командир, Чапаев. Ну и у меня тоже был театр свой. Бабаи, уважаемые люди. А сейчас довольно странно все: мужчине скоро на пенсию, а его зовут маленьким Мишей. Я-то считаю, что он объективно младше меня, глупее меня. Я считаю, что он мой младший товарищ, и поэтому маленький. Но он, вы видели, так не считает. Он меня называет всякими словами, но в основном бабаем. Кстати, однажды я в обществе назвал его маленьким - он зашипел, как змея: «Ты что, у меня положение, у меня репутация! Как ты можешь!» С ним тоже непросто бывает».
Ефремов: «Один раз у нас раздор случился. Меня бросила Наталья Негода, я стал выпивать с Серегой Шкаликовым, который умер лет десять назад. А бабай начал нам говорить: ребята, хватит гулять! Вы о**ели, что ли! У него еще был друг Васька Картуков, они организовали такую честную компанию, читали эзотерику. И вот они крутые, а мы тут пьяное говно ходим. Он п**дец как давил на психику. А сейчас что он делает? Тоже давит!».
Высоцкий: «Я поступил со свойственной мне непоследовательностью. Дело не в том, что пили или не пили. Я, думаете, не пил? Тут дело было не в этом. Я стал в другую сторону двигаться. Мы сделали спектакль в совершенно не том ключе, в каком хотелось Мише. И я ушел. И, кстати, ушел в очень тяжелый для него момент. Ну, что говорить, есть вещи, которых я стыжусь. И за это мне стыдно: я его кинул. А он - вот опять же поступок человека - он мне отдал спектакль «Тьма», передал декорации с баланса на баланс. Мы тогда как раз собрали свою группу театральную. Несколько лет мы практически не общались. Потом я в очередной раз попал в не очень хорошую ситуацию. Без квартиры, без работы, безо всего. Маленький Миша работал тогда в Художественном театре. Я ему позвонил - и он мне тут же дал работу. И актерскую, и режиссерскую. Всячески мне помогал. И он никогда ничего плохого про меня нигде не говорил».
Ефремов: «Бабай очень хороший. Он просто решил когда-то: а я, сука, несмотря ни на что буду хорошим!».
Высоцкий: «Он мне придумал роль в спектакле «Тень» по Шварцу. Я играл Андерсена. У Шварца в пьесе никакого Андерсена нет, но мы придумали, что он должен быть. Я ходил в красивом камзоле и толкал всякие телеги. Роль была небольшая, но Миша говорил: «Вот это хорошо!».
Ефремов: «У меня есть три этапных спектакля: «Пощечина», «Тень» и «Шарманка». На «Тени» ползала уходило. Там все происходит на помойке, бачки мусорные сталкиваются - ну, неприятно было. И Никита Владимирович играл в этом спектакле Ганса Христиана Андерсена - не в пику Рязанову будет сказано. (Смеется.) Он был одет в парик петровских времен: чулочки, камзол. Шикарный камергер! Потом в «Литературной газете» писали: лучше всех передал щемящую печаль Шварца, конечно же, Андерсен в исполнении Высоцкого».
Высоцкий: «Он делал спектакль, который назывался «Урок женам», по Мольеру. Во мне там никакой потребности не было, но он меня позвал. Это был опять же его жест. Он иногда способен на такие жесты».
Ефремов: «Во МХАТе я ставил спектакль «Урок женам» по Мольеру. Мы с Серегой Шкаликовым, который там играл, не переставали бухать. Поскольку Шкаликов был ужас и кошмар тихой ночи, с ним невозможно было как следует репетировать. И я позвонил Никите: не хочешь, мол, сыграть резонера? А у Мольера есть всегда герой и есть резонер. И я в какой-то момент попросил Высоцкого в немного «сорваться» - нервно так наорать на Авангарда Леонтьева. И вот играет Никита премьеру. Подошло дело к тому моменту, о котором мы с ним говорили, и он весь этот монолог выпалил, как хлопушка (орет): «Ага! Шта-а-а!!!» Авангард так и присел. Весь зал, все двести человек - он их всех в кресла вдавил! Слава богу, это начало второго акта уже было».
Скалозуб, чиновники и щекотка
Высоцкий: «При всей своей легкости Ефремов обидчивый человек. У нас бывают ссоры. Вот спектакль «Шарманка», в котором я сейчас главную роль играю. Я к нему не напрашивался, мне было совершенно некогда, но он сказал: «Никита, надо! Давай играй». И я постарался. На самом деле постарался. Мне эта «Шарманка» тяжело далась. Каждый раз, перед каждым спектаклем он мне звонит и говорит: «Но только не делай вот так ужасно, как ты делаешь». Ну просто как садист. Актеру нельзя говорить, особенно перед выходом на сцену, что он дрянь, что он никуда не годится. Я злюсь, могу и трубку бросить, но в общем, это все не глубоко».
Ефремов: «Никита Владимирович идет к сути от самой сути. Он находит в сути суть и идет к сути. Он человек темы. Он масштабный человек. Он играл спектакль «Шарманка» перед платоноведами. Не хухры-мухры, а люди из Академии наук. Нереальные люди, книжники. Им понравилось то, не понравилось се. А потом они сказали: «А в главной роли у вас такой харизматический артист!» (Смеется.) Никита Владимирович харизматический. Но сам он этого не понимает. Для зрителя очень хорошо, когда Никита кривляется. Когда он бегает по сцене, как мотылек. Я умираю, когда он играет. Мне так смешно!»
Высоцкий: «Ведь на самом деле в чем его прелесть как актера? Почему он нарасхват у хороших режиссеров? И у плохих режиссеров? Его снимают часто в дерьмовых картинах. Его прелесть в том, что он абсолютно не нуждается в режиссере. Он выслушает, потом у него в животе что-то такое произойдет - и он в секунду выдаст результат. Очень удобно. Я так не умею. Больше того, эта его реактивность может раздражать, когда играешь рядом с ним. Хотя он актер от Бога, и получше меня, на этот счет у меня нет никаких иллюзий».
Ефремов: «У него есть одна роль гениальная! Он умеет делать так (трясет кистью руки) и еще умеет без помощи руки делать так (поправляет шевелюру рукой). Мама моя ставила на третьем курсе «Горе от ума», и Никита играл там Скалозуба. Смешнее этого я не видел ничего и никогда.
Высоцкий: «На мой взгляд, наши отношения комичны. Он на меня наскакивает, как петух. Толкает меня, бьет. Он меня щекочет, а я боюсь щекотки. И все время учит. При этом я понимаю, как это выглядит со стороны. У меня тоже есть какая-то репутация. А Миша серьезно считает, что меня надо научить жить, меня надо выровнять. Он делает мне замечания: «Что ты ходишь как бука? Все на тебя обижаются!» Хотя, поверьте мне, людей, которые обижаются на меня, гораздо меньше, чем тех, которые обижаются на Мишку».
Ефремов: «Я его луплю всегда. Еще он боится щекотки. Он удод. Я подчеркиваю это слово. Никита - чиновник. Я единственный раз был в Государственной Думе РФ. Удод на удоде. Там даже официантки удоды. Там нет неудодов. Там удоды художники делают удодские выставки. Удоды музыканты удодскую музыку играют. Там отдельный удодский мир - Государственная Дума. А Никита - талантливый, светлый, хороший человек. Он пытается всю свою жизнь доказать: нет, я не удод! Но удод все-таки».
Высоцкий: «Ему на одном дне рождения кто-то сказал, что в нем есть свет. А он хвастун страшный, стал это всем повторять».
Ефремов: «Высоцкий - само добро. Он меня не раз забирал из милиции, но я не помню подробностей. Я всех ментов, что ли, буду помнить».
Высоцкий: «Он мне как-то позвонил, объявил, что он в милиции. Я сказал, что сейчас приеду. Приехал. Вы видели, что я покрупней, чем он. А со мной товарищ приехал, еще выше меня. Мы его забрали, он едет на заднем сиденье полулежа - и читает нам лекцию. Главный ее смысл такой: «Вы - дети!» Понимаете? При том, что он по пояс каждому из нас и мы его с грехом пополам только что погрузили в автомобиль».
Ефремов: «Мы с Никитой один раз пошли в загул. Один день в Питере, один в Киеве. Это было недавно, года два-три назад. Приехали мы в Питер - и там все было! Что только себе представить можно. Потом мы приезжаем в Киев. Народ веселится: «На-на-на! Та-та-та!» А Никита с похмела сидит, голову опустил. Меня спрашивают: «А че Никита такой мрачный?» Не мешайте, говорю, ему, не надо! У него отец умер... Понимаешь, этого не передашь. Это очень смешно, бабай сам смеялся».
Высоцкий: «Я все время думал о том, что однажды мне стукнет сорок два с половиной года, и я переживу срок, который мой отец прожил. Сказал Мише, когда это будет. И он тут же разработал концепцию, как мы это будем праздновать. Не просто отмечать, а праздник устроим. Раздухарился, выбрал время. Мы разработали маршрут, я побросал какие-то свои дела. Сначала в Питер поехали, потом в Киев, а потом в Москву. Ефремов мог позвонить в три часа ночи и сказать: «Слушай, а зачем нам в Ленинград, поехали в Ригу! Надо еще с собой взять такого-то». Он составил целую культурную программу: в Питере одни мероприятия, в Киеве другие. Люди специально на них приезжали; он подгадал, чтобы мы оказались на концерте у Гарика Сукачева в Киеве. Все было продумано - спланированная акция. И вот мы садимся в самолет - и почти без перехода он мне говорит: «На хрен я тебя с собой взял!» Вот клянусь! Он все забыл в секунду. Мы были трезвые, ничего такого. А он мне: «Чего ты за мной потащился!» И все, праздник кончился».
http://www.rollingstone.ru/articles/7539